Арменак Алачачян — один из лучших тренеров страны
Через несколько лет Арменака Алачачяна — тренера, по его собственным словам, не заслуженного и в прямом, и в переносном смысле слова — назовут, надо полагать, одним из лучших тренеров страны.
От гадания прогноз отличается тем, что непременно объясняет и доказывает, почему должно случиться так, а не иначе. Поэтому я обязан убедить вас в том, в чем сам убежден.
...Алачачян был баскетболистом экстра-класса, одним из техничнейших наших игроков. Спрашивается, почему автор, отдавая себе отчет в том, что фраза эта обогатила читателей не больше, чем, скажем, сообщение о том, что прямой угол равен девяноста градусам, все-таки написал ее? Какая связь — и существует ли она вообще? — между тем, что Алачачян был выдающимся игроком, и его будущим?
Если бы Алачачян вознамерился работать с детьми, его прошлое сослужило бы ему добрую службу. Надо ли говорить, что репутация баскетболиста экстра-класса снискала бы. Алачачяну — по праву и надолго — непререкаемый авторитет еще до того, как он пришел бы на первую свою тренировку? И стоит ли ломиться в открытую дверь и доказывать, что лучше один раз показать, чем сто раз рассказать, и что у одного из техничнейших наших игроков есть что показать будущим баскетболистам?
Да, он изрядно преуспел бы, если бы захотел пойти в детскую секцию. Но так ли часто сами мы, когда надо выбирать, руководствуемся тщательно обдуманным и осторожным «Сумею ли?», а не своенравным «Хочу!»? И разве может быть по-настоящему счастливым человек, выбравший себе будущее не по любви?
К тому же утверждение, что Алачачян преуспел бы в профессии, выбранной ему нами, отнюдь не исключает варианта, при котором Алачачян преуспеет в профессии, выбранной им самим. О его будущем еще в ту пору, когда он играл, мы говорили как о чем-то само собой разумеющемся. Я никогда не спрашивал, кого он хочет тренировать: какой смысл задавать вопрос, ответ на который тебе известен? Он не хотел уходить из большого баскетбола — и не ушел: в 37, закончив играть, он стал тренером ЦСКА — команды, цвета которой защищал в течение девяти последних лет.
В какой же мере может и должно повлиять на будущее Алачачяна то обстоятельство, что он был звездой от баскетбола? Мастера не дети. Для них громкое имя Алачачяна, разумеется, не пустой звук, но и не повод для безграничных восторгов. Я уже не говорю о том, что тренировать тех, с кем не один год играл, весьма трудно — по крайней Мере, на первых порах. Представьте, что ваш сослуживец, с которым вы несколько лет были на равных, стал вдруг начальником — и очень требовательным начальником. Каково придется вам и каково придется ему? Пусть не покажется вам аналогия надуманной: взаимоотношения тренера и игрока — во всяком случае, в плане приказов и выполнения приказов — взаимоотношения начальника и подчиненного.
И какой, спрашивается, прок тренеру Алачачяну от того, что баскетболист Алачачян был блестящим техником? Не хочу сказать, что, мол, мастер — он и есть мастер и, стало быть, мастерству его и обучать ни к чему. Так должно быть, и так будет, но сейчас еще, к величайшему сожалению, кое-кому из игроков — даже из тех, кого пригласили в очень хорошую команду, — надобно брать уроки мастерства. Но ведь Алачачян-то работает не в детской секции, где начинают от нуля. Его ученики не дети, которым обязательно надо ПОКАЗАТЬ, как делать. Умеет показать тренер — хорошо, не умеет — тоже не беда: достаточно будет, если подскажет. Учат в детской секции, в командах мастеров учатся.
Нет, не «Алачачян был звездой от баскетбола и поэтому станет отличным тренером», а «Алачачян был звездой от баскетбола, но, несмотря на это, станет отличным тренером». Если бы я остановился на первой из этих формулировок, у меня не было бы нужды утруждать себя поисками аргументов. Главное, оно же единственное, достоинство такой формулировки в том, что она схожа с аксиомой: дважды два — четыре, Волга впадает в Каспийское море, имярек был звездой, следовательно, и на тренерском поприще преуспеет. Но переберите в памяти своей лучших наших тренеров — не обязательно баскетбольных, — вспомните, как котировались они в ту пору, когда были игроками; после этого вы, надо полагать, усомнитесь в аксиоматичности такого утверждения.
Можно, разумеется, среди лучших наших тренеров сыскать таких, которые преуспевали и тогда, когда играли. Но существа дела этот не очень обширный список не изменит: в подавляющем большинстве своем тренеры высокого класса не считались звездами первой величины, в одних с ними командах выступали игроки куда более яркие, многие из них тоже стали тренерами — большей частью заурядными.
Звезда — это, за очень редким исключением, спортсмен, который щедро наделен всяческими достоинствами: он быстро бежит, высоко прыгает, у него отличная координация движений и т. д. и т. п. Звезде все дается легко, все, что он делает, он делает автоматически, не задумываясь. Простому же смертному, если он настоящий спортсмен, если он хочет конкурировать с тем, кто богаче одарен и — значит — сильнее его, вечно приходится ломать голову, решая нелегкую проблему: чем же компенсировать тот или иной свой недостаток, как добиться своего. Не всем дано — в силу причин, не от них зависящих, — решить эту проблему. Но всякий, кто пытается решить ее, по существу, уже становится тренером (одного-то человека он уже тренирует), даже если о тренерской карьере еще и не помышляет. Надо ли доказывать, что умение анализировать есть одно из важнейших качеств тренера?
Вы, надо полагать, частенько читали, что А. — прирожденный баскетболист (футболист, волейболист), но никто еще не писал, что Б. рожден для того, чтобы стать большим тренером: звезды рождаются, аналитиком человека делает жизнь.
Арменак Алачачян был звездой не милостью божьей, он сам сделал себя звездой. Он мог не стать отличным баскетболистом, он не мог не стать отличным знатоком баскетбола. Вся жизнь Алачачяна в большом баскетболе — два десятка лет — это борьба за существование. Он жил в баскетболе, где достоинства игрока измеряются сантиметрами его роста, где считают, сколько очков он набрал, где игроку, которому 30 лет, не прощают ни одной ошибки, — он жил в баскетболе, где все считают, и арифметика эта была против него, а он и в 37 лет играл так, как дай бог играть молодым.
Нет, не милостью божьей: мал ростом, практически без броска. И — звезда: ни в ЦСКА, сильнейшем клубе страны и Европы, ни в сборной СССР, одной из сильнейших команд мира, он не был случайным человеком, место в основном составе обеих команд он занимал по праву сильного: тренеров вообще и тех, которые ставили на Алачачяна, в частности, можно хвалить или порицать за что угодно, но только не за склонность к филантропии. Он был в фаворе у тренеров — даже у тех, которые недолюбливали и даже просто не любили его.
Если человек, которого прирожденным баскетболистом назовешь разве лишь в насмешку, сумел добиться всего, о чем можно только мечтать, стало быть, Алачачян-тренер преуспел — и изрядно — еще в ту пору, когда был игроком и тренировал одного-единственного баскетболиста — Арменака Алачачяна.
Как и у каждого игрока экстра-класса, у Алачачяна было много достоинств. Назову лишь те, которые дают основание считать, что он станет большим тренером. Сказать, что он любит баскетбол, значит ничего не сказать. Он одержим баскетболом. Баскетбол без Алачачяна реален, Алачачян без баскетбола — чистейшей воды фантастика: я, во всяком случае, не могу себе представить Алачачяна без баскетбола, вне баскетбола. Я как-то спросил у него — конечно же шутя, — не снятся ли ему сны на баскетбольные темы — всякие там прессинга и перегрузки зоны. Он ответил мне, что снятся и часто, и сказал это серьезно. И я ему поверил и, поразмыслив, не удивился: он живет в баскетболе и баскетболом.
Алачачян — спортсмен-интеллектуал. Я бы даже сравнил его с ученым, если бы сравнение это не показалось кощунственным (впрочем, есть же кандидаты наук, за душой у которых ничего, кроме вымученной диссертации, а их тем не менее величают учеными — на том только основании, что они кандидаты). Право же, когда разговариваешь с Алачачяном, начинаешь поневоле сомневаться в том, игра или наука этот самый баскетбол.
Сознательный отказ от броска свидетельствует не только о высокой спортивности человека, такое решение принявшего. На такое мог решиться только рационалист.
...Никто не может на все сто процентов быть уверенным в том, что прогноз его сбудется. Не уверен в этом и я...
Тренер — это не только знание своего предмета. Тренер — это еще и умение ладить с людьми. Бурный темперамент, несдержанность и самолюбие не очень мешали игроку Алачачяну: за любовь к баскетболу, за преданность баскетболу, за фанатичное отношение к делу тренеры и товарищи терпимо относились к Алачачяну. Но будет ли прощаться Алачачяну-начальнику то, что прощалось Алачачяну-подчиненному, Алачачяну-товарищу?
Есть мудрое английское изречение: «Хочешь быть тренером — забудь, как ты играл». У тебя был плохой дриблинг, твой товарищ не любил играть в защите, но оба вы считались отличными баскетболистами. Забудь об этом; прошли годы — баскетбол стал более требовательным. Не сомневаюсь, это Алачачян сумеет забыть.
Но у афоризма этого есть и другой смысл. Ты мог тренироваться до седьмого пота, ты мог до бесконечности повторять то, что умел делать себя больше, чем требовал от тебя тренер.
Все это более чем хорошо. Но забудь об этом. В противном случае тебя ждут разочарования.
Тренер Алачачян обязан забыть, что был такой игрок Алачачян, который фанатично любил баскетбол и подчинил поэтому баскетболу всю свою жизнь — потому что фанатичного отношения к делу требовать нельзя. Надо быть реалистом, надо терпимее относиться к человеческим недостаткам. И если Алачачян не сумеет переломить себя, если к другим он будет относиться с той же требовательностью, с какой относился он к Алачачяну, боюсь, ему будет очень и очень трудно.
Впрочем, ему в любом случае будет трудно. Тренеру не бывает легко. Тем более если работает он с командой, для которой второе место даже в самом представительном турнире — фиаско.
Из интервью, которое дал Алачачян, когда закончился первый год его тренерства.
— Скажи честно: верил или нет, что в финале кубка у испанцев в Испании выиграешь?
— Как тебе сказать... И верил и не верил. Уверен был лишь в одном: команда сыграет хорошо.
Перед отъездом в Барселону один генерал нас долго убеждал в том, что будет очень хорошо, если мы в финале у «Реала» выиграем. Будто мы сами этого не знали... Ребята совсем уж поскучнели. А он в конце беседы спрашивает: «Выиграете?» А я в ответ: «Вряд ли. Скорее всего проиграем».
— Страховался?
— Нет. Просто на выигрыш легче играть, когда не боишься проиграть, когда думаешь только об игре, а не о том, сумеешь ли выполнить взятые на себя обязательства. На собрания, которых перед отъездом было предостаточно, я старался ходить один — без ребят. И совсем не случайно в финале кубка — в самом трудном, в самом ответственном матче — команда показала отличный баскетбол. Это был наш лучший матч в сезоне.
Я на собственном опыте убедился, чего стоят накачки начальства и обязательства игроков.
Да я ведь тебе уже рассказывал — после того, как в 63-м мы встречались в Мадриде с тем же самым «Реалом»...
...Это было в Таллине. Уже опустел зал, лишь судьи колдовали над протоколами только что закончившегося матча. Он сидел на скамье запасных в неудобной и неестественной позе, донельзя уставший и безразличный ко всему на свете.
Если бы все это происходило на съемках фильма, я бы сказал актеру, что он перестарался, пережал. Но на скамье сидел не артист, снимающийся в роли Алачачяна. Это был Алачачян.
О чем он думал? Вспоминал ошибки судей? Вряд ли: себя не обманешь... Он понимал, что «Калев» выиграл чисто. И он знал, что впереди у его команды много таких противников, как «Калев», и посильнее «Калева». Может быть, он искал свои ошибки, ошибки, которые привели к первому его поражению? Может быть, искал, наверное, искал.
Мне почему-то кажется, что тогда именно Алачачян впервые понял, что это такое — быть тренером. За те 15 минут, которые прошли после матча, он понял больше, чем за 20 лет, потому что 20 лет он смотрел на тренера со стороны, он примерялся к роли тренера, он видел себя тренером, но он еще не был тренером, потому что 20 лет он тренировал только одного игрока. И за эти 15 минут в пустом и полутемном Спортхолле он понял — нет, не понял: понимал он это и раньше, — он вдруг осознал справедливость банальной истины, гласящей, что тренировать труднее, чем играть. И он, наверное, понял, что нет уже Арменака Алачачяна, шестого номера ЦСКА и сборной СССР, того Арменака Алачачяна, которому аплодировали в спортзалах многих стран. Есть молодой тренер Алачачян, которому в 38 предстоит начинать с нуля.