Команда Хэнка Айбы
Порой человеческий глаз не в состоянии уловить, кто из двух спринтеров выиграл забег, и победителя называет фотофиниш. А бывает так, что и на полпути к финишу один бегун уже опережает другого метров на пять-шесть, не оставляя тому никаких шансов на успех. В обоих случаях побежденному достается серебряная медаль. Все правильно: второй он и есть второй — ему положена не золотая медаль и не бронзовая. Но ведь яснее ясного, что две эти такие похожие медали отнюдь не одинаковы: одна досталась тому, кто был почти первым, другая — тому, кто оказался всего лишь сильнее третьего.
Мне не довелось побывать на трех первых олимпийских турнирах с участием советских баскетболистов, но результаты финальных матчей США — СССР и рассказы очевидцев дают основания утверждать, что в Хельсинки, Мельбурне и Риме первого и второго призеров разделяла дистанция огромного размера. Соотношение сил делало нереальными надежды наших баскетболистов на золотые медали.
Сборная СССР заняла второе место и в Токио. Но это уже было серебро высшей пробы, это было серебро с примесью золота. Мы заняли второе место, а могли занять первое — и это несмотря на то, что в финале нам противостояла очень и очень сильная команда.
«Вы играете с любителями, мы — с профессионалами». Так обычно отвечают футболисты, когда им говорят, что, мол, хоккей или баскетбол наш котируется в мире выше футбола. В американском журнале «Спорте иллюстрейтед», который я прочел там же, в Токио, было сообщено, что шестеро из двенадцати баскетболистов сборной США, не сыграв еще ни одного матча в профессиональных клубах, уже были без пяти минут профессионалами: перед отъездом на Олимпиаду они заключили контракты о переходе в NBA. Седьмого — Джерри Шиппа, — если вы помните, приглашали в NBA, и неоднократно. Восьмой, самый талантливый из игроков сборной США — Билл Брэдли — отверг приглашение, он примет его через два года, после того как завершит курс обучения в одном из английских университетов. Готовясь к Олимпиаде, сборная США сыграла три матча с профессиональной командой — не лучшей, но и не худшей в лиге. Два матча выиграли олимпийцы, которые, правда, в отличие от своих соперников были в пиковой форме.
И у такой команды мы могли выиграть — я и по сей день убежден в этом.
Сразу после возвращения из Токио меня интервьюировал корреспондент АПН. Позволю себе привести довольно пространную цитату из того интервью:
«— Довольны ли вы тем, что завоевали серебряные медали?
— И я и мои партнеры довольны ровно настолько, насколько может быть доволен человек, выполнивших! программу-минимум.
— Могла ли сборная СССР выполнить программу-максимум?
— Убежден, что могла. Полагаю, что из пяти матчей с командой США мы выиграли бы три.
— Каковы же причины, в силу которых сборная СССР не сумела одержать верх?
— Не единственная, но главная причина — причина психологического характера. Впервые за всю историю встреч баскетболистов СССР и США фаворитами были не наши соперники, а мы. Две трети прогнозов относительно исхода финального матча — а прогнозы эти делались крупнейшими авторитетами — отдавали золотые медали нам. Сознание того, что мы наконец-то можем выиграть золотые медали, в известной степени и погубило нас... Когда американцы к исходу 11-й минуты ушли вперед на четыре очка, мы попросту растерялись. Ошибки, которые в этот момент допускали мы, были бы непростительными и для менее классной команды.
Это был лучший матч американской команды и худший — нашей. Мнение опять-таки не только мое: той же точки зрения придерживается и большинство специалистов, в том числе и тренеры американской команды».
Все, что я сказал тогда, я сказал бы и сейчас: здесь все правильно, разумеется, с моей точки зрения, правильно — и то, что фаворитом была сборная СССР, и то что она могла выиграть у сборной США три матча из пяти, и то, что, изрядно перенервничав, мы совершили элементарные ошибки и сыграли свой худший матч. Но обо многом я не сказал — да и не мог сказать тогда. Потребовалось время, чтобы понять и осмыслить главное, чтобы произвести переоценку ценностей, увидеть то, чего не заметил с близкого расстояния.
Команда — это всегда в первую очередь тренер. Тем более если речь идет о команде США: в американском баскетболе игрок, выслушав, что от него хочет тренер, вправе сказать только: «Йес, сэр!» Обо всем этом я знал и прежде — так сказать, теоретически знал. Но только года через полтора после Олимпиады я наглядно убедился в незыблемости этого положения, лишний раз убедился в том, что это такое — игровая дисциплина. Я понял, что у Хэнка Айбы железная хватка и безграничная власть над игроками.
...В том же самом интервью меня попросили сказать, кто был лучшим игроком олимпийского турнира. Без тени сомнения я назвал Амаури Пасоса. Не очень высокий для баскетболиста — примерно 190 сантиметров роста, — он сочетал в себе достоинства трех советских звезд: безграничное мужество и умение защищаться Юрия Корнеева, совершеннейшую технику и хитроумие Михаила Семенова, элегантность и хладнокровие Геннадия Вольнова. Амаури превосходно провел весь турнир (нейтрализовать его сумел лишь Юрий Корнеев — да и тот справился с задачей лишь частично), хотя в течение двух месяцев, предшествовавших Олимпиаде, не брал в руки мяча: он не хотел ехать в Токио и только в самый последний момент его уговорили изменить свое решение.
Я и сейчас, по прошествии многих лет, считаю бразильца великим баскетболистом. Но если бы меня сейчас попросили сказать, кто был лучшим игроком токийского турнира, я бы еще хорошенько подумал, кого назвать — Амаури Пасоса или Билла Брэдли из сборной США.
Примерно через полтора года после Олимпиады ЦСКА пришлось играть в Милане с «Симменталем». Я узнавал и не узнавал Брэдли. (К тому времени американец был студентом английского университета и игроком итальянского клуба.) Нет, и тогда, когда я его увидел впервые, в нем угадывался очень хороший баскетболист. В Токио угадывался очень хороший баскетболист, а в Милане не надо было гадать и додумывать: звезда экстра-класса была видна крупным планом. Блестящий дриблинг, блестящий пас, блестящий бросок — блестящий солист. Конечно, полтора года в жизни спортсмена — срок немалый, но нельзя же, черт возьми, измениться за полтора года до неузнаваемости! Я вспомнил, что в Токио Ларри Браун, защитник сборной США, говорил мне, что Билл Брэдли — лучший игрок их команды и будет одним из лучших и в профессиональной лиге. Я, помнится, с недоверием отнесся к его словам. В Милане я понял, что Браун был прав, и понял, почему он был прав: он знал Брэдли и по матчам, сыгранным в США.
В Милане я понял: тот Брэдли, токийский, тоже все умел, но делал не все, что умел. Но почему? Не по собственной же воле солист стал хористом. Я понял: тренеру Айбе не нужен был Брэдли-солист, который поет — пусть даже превосходно — то, что он хочет, ему нужен был Брэдли-хорист, репертуар для которого выберет он, Айба. И Брэдли, хотя и знал себе цену — не мог не знать, — сказал: «Йес, сэр!»
Помнится, в Токио я ломал себе голову, пытаясь понять, почему сидит в глубоком запасе Джим Бэрнс, превосходный центровой, который за полгода до Олимпиады во время турне сборной США по СССР доставил нам массу хлопот. Ответ на этот вопрос я нашел в Милане. Солист Бэрнс не захотел — а может быть, захотел, но не сумел сделать того, что сделал солист Брэдли.
Нет, не случайно токийскую сборную США, в которой были такие звезды, как Билл Брэдли, Джим Бэрнс, Уолтер Хаззард, Люциус Джексон, Джерри Шипи, называли командой без звезд: Айбе не нужны звезды, Айбе не нужны солисты — Айбе нужна команда. На Олимпиаде в Мехико я был зрителем. И на сей раз в сборной США были игроки высочайшего класса — такие, как центровой Спенсер Хейвуд и защитник Джордж Уайт. Но так же, как сборная-64 не была командой Брэдли, так и сборная-68 не была командой Хейвуда или Уайта — обе сборные США были командами Айбы.