«Надо», а не «хочу»

Призыв, скажем, быть смелым справедлив и тогда, когда исходит он от труса: истина не перестает быть истиной оттого, кто ее провозглашает.

Алачачян может быть спокоен. О чем, о чем, а о трудолюбии, о соблюдении режима — о честном отношении к своим обязанностям — он может говорить с чистой совестью, не опасаясь ехидной реплики: «А сам-то каков?» Невозможно сказать о ком-нибудь: он, мол, по части режима и трудолюбия Алачачяна превзошел. Нельзя превзойти — и все тут.

Не из тех, кто рожден для баскетбола: ростом не вышел. А прожил в большом баскетболе два десятка лет. И до последнего дня на площадке проводил больше времени, чем на скамье запасных. Обо всем этом вы уже знаете, как знаете и о том, что Александр Гомельский, тренер сборной СССР, пожалел, что не взял Алачачяна в Мехико, на Олимпийские игры. Так что и в 38 лет он еще в тираж не вышел — в 38, когда многие бывшие баскетболисты имеют уже десятилетний тренерский стаж.

Стареющая женщина скрывает свой возраст. Стареющий спортсмен борется со своим возрастом. Никаких откровений в этом утверждении не содержится, но дело в том, что Алачачян начал бороться с наступающей старостью, когда ему было 22 года. Еще не существовало термина «Интервальный метод тренировки», а Алачачян уже тренировался по этой методе: работал до полной усталости, затем предоставлял себе короткий отдых — и опять до изнеможения. Не было партнеров — тренировался один, болела рука — бегал, с ногой что-нибудь случалось — штрафные бил, учил левую руку работать так, как работала у него правая. Все пригодилось: и в 37 он на площадке бывал больше своих молодых партнеров, а уставал меньше, чем те.

Алачачян за долгую свою карьеру со многими тренерами работал. Ни один из них, даже самый требовательный, никогда не говорил ему : «Арменак, надо еще поработать!» Ни к чему это было говорить. А когда уже постаревший Алачачян, бывало, говорил, что для пользы дела ему надо отдохнуть, пропустить тренировку-другую, ему разрешали и верили даже очень недоверчивые тренеры.

Он и кз любопытства не попробовал, что это такое — сигарета. А выпить ему однажды пришлось. Когда ЦСКА в какой-то там раз стал чемпионом страны, на банкете ребята силой влили в него коньяк — граммов 25. Он кричал: «Я пьяный, я пьяный!» И потом в течение года приставал к одному из баскетболистов: «Скажи, как ты это бутылками пьешь?»

Я у Алачачяна как-то в шутку спросил, зачем ему деньги. Вот ему — и я назвал игрока, который не прочь был заложить за воротник, — ему нужны. Он шутку не понял и всерьез ответил мне — и расчетами доказал, предварительно спросив, сколько водка стоит и сколько ее можно за раз выпить, — что на фрукты тратит гораздо больше денег, чем тот на водку вместе с закуской. Фрукты он и впрямь килограммами ел. Не только потому что любил, — потому что полезно. А раз полезно — значит надо. Мед он не любил: не вкусно. Не вкусно, но полезно. Еще не вкуснее, но еще полезнее мед с лимонным соком: Алачачян где-то вычитал, что такая, смесь укрепляет сердечные мышцы. «Не вкусно» — разновидность «хочу» — спасовало перед «надо»: мед с лимоном стал чуть ли не лакомым его блюдом.

Надо — значит надо. По-моему, ему такая жизнь не в тягость была: раз и навсегда приучил он себя делать то, что надо.

...Нет, нет, о трудолюбии, о режиме он лекции может читать со спокойной совестью.