Отчисление из сборной СССР

В 1954 году Ахтаева (о нем, самом высоком человеке, которого я когда-либо видел, рассказ впереди: нас с ним судьба еще сведет и сдружит) и меня отчислили из сборной СССР. «Ты очень быстро бегаешь», — объяснили мне причину отчисления. Ахтаеву, который провел в сборной без году неделя, наверное, сказали, что он бегает очень медленно...

Нам могли сказать и что-нибудь другое: это был повод. А причиной была неудачная игра команды в товарищеском матче против сборной Болгарии. Не мы с Ахтаевым были повинны в том, что команда сыграла плохо, но когда нужны стрелочники, их всегда находят.

Я не ребенок и понимаю, что отчисление игрока из команды вещь обычная, что никуда от этого не денешься, что тренер не виноват: такова жизнь спортсмена — и ничего тут не поделаешь. Но разве всегда, когда понимаешь, становится легче?..

Отчислить игрока — это все равно, что отобрать у него награду. Отчисление — это даже пусть не произнесенное вслух: «Да, играешь ты неважно... Ошиблись мы в тебе, ошиблись». Отчисление — это ехидные взгляды одних, сочувственные — других. И трудно сказать, от чего больнее — от ехидства или от сочувствия. Сочувствие — эта та же жалость, а меня лучше обругай, чем пожалей: обругают — отвечу, а когда жалеют, надо еще и благодарить. Когда отчисляют, почему-то очень стыдно. Знаешь, что нет твоей вины, что нечего тебе стыдиться, — а стыдно: будто обманом проник ты в команду, а потом вывели тебя на чистую воду.

Чем больше нахожу я сравнений, чем   убедительнее объясняю, что это значит для игрока — отчисление, тем отчетливее понимаю, что не сумею я объяснить. Есть вещи, которые понимаешь только после того, как сам их переживешь.

Но не приведи бог испытать такую вот обычную вещь, как отчисление. Это удар посильнее нокаута, и последствия у него страшнее. Не через час и не через сутки приходит в себя человек. А бывает — и очень часто, — что после такого удара спортсмен уже и вовсе не может подняться с пола.

Так бывает чаще всего. Почти все очень хорошие игроки, которых я знал, кончались сразу же после того, как их отчисляли из сборной. Они уже и у себя в клубе не играли — доигрывали. Бывали у них и неплохие матчи, но так — как эпизод. Люди теряли уверенность в себе, а это самое главное — потому что спортсмен, не уверенный в себе, — это уже не спортсмен. Так кончили и Юрий Озеров, и Майгонис Валдманис, и Виктор Харитонов. Так кончали почти все. Одни сразу же падали духом, другие, напротив, лезли из кожи вон — хотели доказать, что с ними обошлись несправедливо. Но и те и другие переставали быть самими собой — и результат был одинаков.

Я знаю только одного игрока, которого отчислениями не сломали. Это Александр Травин. Его приглашали на сборы перед чемпионатом мира 1959 года, перед Римской олимпиадой, перед чемпионатом Европы 1961 года. Три года подряд брали, и всякий раз за день-другой до отъезда команды отчисляли.

Его отец — Константин Александрович Травин — первым из советских баскетболистов был удостоен звания «Заслуженный мастер спорта». Когда его сын стал баскетболистом, он дал ему свой значок и сказал: «Вернешь, когда у тебя будет такой». Травин-младший вернул значок в 1964 году, после Токийской олимпиады.

Он добился все-таки своего: сжав зубы, добивался — и добился! В 1962 году его взяли в сборную СССР, он играл в команде до 1967 года, все время был на первых ролях. Он прошел с командой Олимпиаду, два чемпионата мира и два чемпионата Европы.

Арменака Алачачяна приглашали в сборную СССР четыре раза. Свой последний матч в сборной он сыграл в 1965 году. В списке 25 лучших баскетболистов страны за 1966 год значилось и его имя.