О тех, кто пишет про нас

...Многие годы, в течение которых я собирался писать и уже мысленно писал эту книгу, я предполагал, что сумею рассказать в ней обо всем, что радует спортсмена и печалит его, обо всем, чем жив спортсмен. Я был уверен, что в книгу войдет все, о чем, неуместно было писать в газетных и журнальных статьях, войдет все то, что не «лезло» в эти статьи. Предположение оказалось, увы, в высшей степени нереалистичным. Теперь, когда книга моя подходит к концу, я с огорчением констатирую, что сумел рассказать далеко не обо всем. Теперь я понимаю: для того чтобы рассказать обо всем виденном и пережитом, мне не хватило бы и трех таких томов.

Многое, очень многое не уместилось в эту книгу. Но о спортивных журналистах я бы всенепременно написал, даже если бы на книгу мне было отпущено вдвое, втрое меньше места. Я обязан был бы написать о них даже просто из чувства благодарности: они не только пишут о нас, они очень и очень часто пишут за нас.

Да, минимум четыре из каждых пяти статьей, подписанных известными тренерами и спортсменами, написаны ими в соавторстве с журналистами. Под четырьмя из пяти статей рядом с фамилией автора следовало бы указывать фамилию журналиста, сделавшего литературную запись.
(Конечно же, это не относится к тем спортсменам, которые, прекратив выступать, стали профессиональными журналистами, — к таким, например, как штангист Эдуард Аванесов, пятиборец Анатолий Коршунов, ватерполист Борис Чернышов, гандболистка Елена Рерих, фехтовальщица Татьяна Любецкая, футболист Виктор Понедельник. Я знаю, что в помощи литобработчиков не нуждаются братья Андрей и Николай Старостины, Борис Андреевич Аркадьев, Александр Иваницкий. Заранее приношу свои извинения тем, чьи фамилии по незнанию или забывчивости не назвал. Но в любом случае тех, кому журналисты помогают, во много раз больше, чем тех, кто обходится без их помощи: я, к примеру, не знаю ни одного баскетболиста, который писал бы свои статьи самостоятельно, за исключением разве Юрия Выставкина — мастера спорта, в течение многих лет игравшего в киевском «Строителе».)

У журналистов есть рецепт изготовления так называемых авторских — наших, значит, — статей: «Мысли ваши — чернила наши». На деле же очень часто их помощь не ограничивается одними лишь чернилами. Бывает — по крайней мере, в моей практике не раз бывало, — что журналисты, помогавшие мне, развивали мысль, углубляли ее, находили аргументы в обоснование того или иного тезиса более убедительные, чем те, которые предоставлял в их распоряжение я. В таких случаях я не раз просил поставить вторую подпись — мои соавторы, как правило, от официального соавторства отказывались: для пользы, мол, дела лучше, если статья будет подписана только специалистом, так, мол, она прозвучит убедительнее.

Не исключено, что кое-кто, побывав только что на журналистской кухне и увидев, как пишутся статьи спортсменов, поторопится сделать вывод, обидный для спортсменов. У меня есть знакомый — человек толковый и хорошо знающий баскетбол, — который, получив заказ на книгу или большую статью, всегда звал на помощь журналиста-соавтора, но из-за боязни прослыть неграмотным, необразованным ставил непременным условием безвестность своего соавтора.

Что до меня, то я не считаю, что такое сотрудничество унижает спортсмена. Не знаю, как пишут свои статьи артисты, врачи, инженеры, но нисколько не удивился бы, если бы выяснилось, что и их статьи изготовляются по рецепту «мысли ваши — чернила наши». Написание статьи требует определенных навыков, конкретных знаний, наконец, просто способностей. К сожалению, я довольно плохо владею русским языком, но даже если бы я знал его хорошо, то, наверное, все равно обращался бы за помощью к журналисту — специалисту в своем деле, профессионалу. Профессионал — человек, который свой предмет знает лучше, чем дилетант (а предмет, о котором идет сейчас речь, не из простых: проблемную статью, путевые заметки, очерк — все, о чем хочет поделиться с читателем спортсмен, следует изложить логично, аргументированно: формулировки и определения должны быть четкими, язык — простым, понятным и, желательно, образным; надо ли доказывать, что качество публикуемого материала зависит не только от того, что в нем написано, но и от того, как он написан?). Никто ведь не считает унизительным для себя признаться в том, что он обращался, скажем, к портному — специалисту в своем деле, профессионалу — с просьбой сшить костюм. Так почему же должен считать себя униженным человек, о котором узнали, что он обращался за помощью к журналисту — тоже профессионалу и специалисту в своем деле? Речь-то идет не о пустячке, не о письме к приятелю.

Доводилось мне выслушивать и такого рода рассуждения. Зачем, мол, вообще спортсменам писать — это дело журналистов. Никак не могу с этим согласиться. Не подумайте только, что в подтексте моего несогласия лежит убежденность в том, что журналисты хуже, чем мы, спортсмены, знают спорт. Не всякий спортсмен хорошо знает спорт. И напротив, есть журналисты, превосходно разбирающиеся в спорте, есть журналисты, знающие проблематику спорта не хуже, чем тренеры. Покойный Игорь Немухин был крупным авторитетом в лыжном спорте. С огромным уважением относятся к статьям и корреспонденциям Григория Тиновицкого конькобежцы. О том, как знает волейбол Евгений Бирун, можно судить хотя бы по тому, что он был один из первых, кто обосновал необходимость изменить правила в этой игре (речь идет о разрешении обороняющимся переносить руки через сетку). Я умышленно назвал трех журналистов, которые никогда не были известными спортсменами: следовательно, признания они добились не за прежние заслуги (при желании я мог бы продолжить перечень журналистов, с мнением которых считаются самые строгие ценители спорта, самые большие его знатоки).

Нет, я считаю, что спортсмены могут, обязаны выступать в периодической печати по другой причине. Как бы хорошо ни знал спорт журналист и как бы плохо ни знал его  спортсмен, есть в спорте нечто такое, что спортсмен знает лучше: он-то живет в спорте, живет спортом. Другое дело, что именно поэтому спортсмену о спорте трудно рассказывать. Давным-давно потеряв свежесть восприятия, он ко всему успел привыкнуть. То, что для него буднично, в порядке вещей, непосвященному — как раз тому, для кого и пишут, — кажется в высшей степени интересным.

Ну что ж, это еще один довод в пользу того, что знаток своего дела (в данном случае — спортсмен) должен писать в соавторстве с журналистом. Здесь посредничество журналиста между официальным автором и читателем не ограничивается тем, что он излагает на бумаге нечто достойное внимания, какую-то интересную информацию, которой его снабдил спортсмен — предварительно журналист, поставив себя на место будущего читателя, ищет, добывает то, что достойно внимания, то, что с интересом прочтется.

В общем, на мой взгляд, это не вопрос — должен или не должен выступать на страницах газет и журналов спортсмен. Должен. И нет ничего зазорного в том, что  ему помогает журналист, напротив, это очень хорошо, ибо в конечном счете в выигрыше остается читатель.

Но бывают случаи, когда статью спортсменов читаешь без всякого удовольствия, даже если статья написана умно и с блеском. Я имею в виду статьи, в которых рецензируются проведенные вне пределов нашей страны крупные международные турниры и которые написаны участниками этих турниров. Статьи эти появляются в периодической печати так часто, что уже можно говорить о появлении нового жанра — жанра авторецензий.

К авторецензиям уже привыкли — привыкли и в силу этого не замечают всю абсурдность положения, при котором участник турнира сам себе проставляет оценки. Мне тоже приходилось писать авторецензии, и всякий раз я испытывал при этом чувство стыда. Вроде бы пишешь правду, только правду, но ставишь себя на место читателя и тотчас понимаешь: не поверит, подумает, что оправдываешься, что набиваешь себе цену, что нагромождаешь трудности, которые тебе пришлось преодолевать...

Но легче легкого понять редактора, который дает «добро» статье автора-участника: лучше уж опубликовать авторецензию, чем оставить читателя вообще без рецензии.

А из двух зол приходится выбирать меньшее лишь потому, что не счесть крупнейших турниров, на которые не командировались - журналисты. В 1963 году чемпионат Европы по баскетболу был проведен, что называется, у нас под боком — в польском городе Вроцлаве. На чемпионате были аккредитованы несколько сотен журналистов примерно из 20 стран — в том числе и тех стран, чьи команды в турнире не участвовали. И только от нашей страны, крупнейшей баскетбольной державы континента, не было ни одного журналиста.

Увы, это не исключение, это правило. Журналистов не было в Перу и Чехословакии — на двух чемпионатах мира среди женских команд, ни на одном из чемпионатов Европы среди юниоров и девушек, которые проводятся регулярно начиная с 1964 года. Журналисты не сопровождали наших баскетболистов в турне по США, они не выезжали ни на один матч розыгрыша Кубка европейских чемпионов...

А ведь так обстоит дело не с одним только баскетболом...

Так надо ли после всего этого удивляться тому, что постоянной и едва ли не единственной причиной наших неуспехов является, если верить рецензентам, необъективное судейство? И так ли удивительно, что в зарубежных газетах о нас, советских спортсменах, пишут чаще и подробнее, чем в наших? Стоит ли удивляться, что о больших победах наших спортсменов зачастую пишут по-телеграфному лаконично, по-телеграфному сухо?

Можно считать, что во всем этом проявляется неуважительное отношение к журналистам. Такое утверждение будет правильным, но неисчерпывающим. Потому что из-за неуважения к журналистам пострадавшими оказываются те, о ком они пишут, и те, для кого они пишут.

Наверное, ни о ком не отзываются так пренебрежительно, как о журналистах. Они, мол, и пустобрехи, и строчкогоны, и дела своего не знают. Безусловно, есть плохие и недобросовестные журналисты. Но есть ведь и никчемные инженеры, и бездарные врачи. Однако коль скоро речь заходит о врачах, инженерах, учителях, никто не занимается обобщениями. А вот о журналистах — обо всех журналистах — можно говорить как об одном никуда не годном работнике.

Как это ни странно и ни грустно, но в том, что к журналистам относятся без должного уважения, во многом виноваты мы, спортсмены. Это с нашей легкой руки спортивным журналистам отказывают в знании спорта. Можно, конечно, понять, почему спортсмены недолюбливают журналистов. Причин к тому много. На мой взгляд, главная заключается в том, что журналисты проставляют нам оценки. В этом нет ничего удивительного: специфика их работы такова, что даже в тех случаях, когда они стараются не оценивать наши выступления, они их все равно оценивают.

Если кто-нибудь из спортсменов скажет вам, что он не обращает внимания на то, что пишут о нем, — не верьте ему. Даже если спортсмен искренне убежден в том, что журналист в спорте ни черта не смыслит, он не останется равнодушным к оценке, вынесенной ему этим журналистом. Можно даже сказать, что в известной степени оценка журналиста, которого спортсмен в грош не ставит, интересует его больше, чем оценка уважаемого всеми и им самим тренера. Журналист — профан, журналист ничего не смыслит, журналист не прав, правильно оценил выступление всеми признанный авторитет, — но об этом знает лишь сам спортсмен и еще двадцать, тридцать, сто человек, а репортаж журналиста, в котором оценивается его игра, прочтут сотни тысяч, миллионы людей и среди них друзья, враги, любимая девушка.

Помню, мы всей командой уговаривали, убеждали Юрия Корнеева играть не так, как ему хочется, а так, как надо команде. Мы, наверное, и без посторонней помощи добились бы в конце концов успеха, но задача наша была упрощена журналистом, который упрекнул как-то Корнеева в чрезмерном пристрастии к индивидуальной игре. Упрек, который не был подкреплен серьезными аргументами, сделал больше, чем десятки убедительнейших доводов. Вот и судите после этого, прислушиваются ли спортсмены к оценкам журналистов. С них, с этих оценок, и начинается неприязнь спортсмена к журналисту.

...Ты сыграл очень плохо, и сам об этом знаешь. Но если журналист напишет, что ты сыграл не очень хорошо — то есть завысит оценку, — ты страшно зол: одно дело, когда ты знаешь, что сыграл плохо, совсем другое — когда об этом узнают другие.

...Похвалили твоего партнера. Тут-то, казалось бы, что плохого? Оказывается, и здесь есть повод для обиды: ты уверен, что сыграл лучше, чем тот, кому досталась похвала. Не важно, обоснована или нет твоя уверенность, важно, что ты уверен, — и все тут.

...Тебя похвалили. Радуйся, будь доволен. Но не тут-то дело! Недохвалили — вот в чем дело...

Итак, в одном случае спортсмену завысили оценку, в другом — воздержались от нее, в третьем — лестно оценили его игру. Во всех трех случаях он остался недоволен. Так представьте себе, как реагирует спортсмен на критическое — пусть даже и справедливое — замечание или тем более на критическое замечание, содержащее ошибку.

Об ошибках — особо. Я имею в виду не те случаи, когда переврана фамилия или неправильно указан счет матча, — это описки, досадные опечатки. Но если, скажем, А. еще не пришел в себя после болезни и поэтому играет неудачно, журналист же в полном соответствии с тем, что он видел, пишет, что тот сыграл плохо, но о причине плохой игры умалчивает, вот это уже серьезная ошибка, это ошибка, которая может нанести А. моральную травму.

Еще один пример. Б., одному из лучших снайперов команды, дано задание «закрыть» самого результативного игрока соперников. К тому же, дабы сбить с толку противников, которые ждут, что партнеры Б., как обычно, все время будут выводить на бросок своего премьера, — ждут и, конечно, готовятся к этому,— тренер решает преподнести сюрприз: Б. вменяется в обязанность, получив мяч, «показать» бросок, а затем, если на помощь его персональному сторожу рванется еще один игрок, отдать мяч освободившемуся от опеки партнеру.

Двумя этими причинами объясняется тот факт, что Б. набрал всего каких-нибудь шесть очков. Матч был выигран, и тренер очень хвалил Б. — за то, что тот и в защите сыграл надежно и в нападении хорошо помогал партнерам. Журналист же в своем репортаже написал, что на сей раз Б. хуже обычного играл в нападении, доказательством чему тот факт, что он набрал всего шесть очков. Это тоже очень серьезная ошибка. Она может послужить поводом для конфликта между тренером и игроком и обязательно настроит обоих против журналиста.

В., очень хороший, но возомнивший о себе игрок, противопоставляет себя команде: вы, мол, без меня ничего не стоите. Тренер решает проучить наглеца и с этой целью отстраняет его от участия в матче. А журналист, рецензируя матч, пишет: «Вызывает удивление, что В., который сейчас в хорошей форме и, конечно же, мог бы помочь команде, весь матч провел на скамье запасных». И это, разумеется, тоже ошибка: одной фразой журналист скомпрометировал тренера и помешал ему осуществить благое дело.

Подобных примеров можно привести великое множество. Не буду, однако, этого делать — во-первых, потому что тезис о неприязненном отношении спортсменов к журналистам и о причине такого отношения, видимо, уже обоснован; а во-вторых...

А во-вторых, давайте определим степень вины журналиста в трех приведенных мною   примерах. Журналистам, как я уже говорил, отказывают в знании дела. Ну, а если бы во всех трех случаях отчеты о матчах было поручено писать признанному авторитету — скажем, маститому тренеру? Смею вас уверить, что если бы он не знал, что А. болен, не знал, какую установку на игру получил Б., не знал, что В. от участия в матче отстранен, — уверяю вас: во всех трех случаях и он, вполне возможно, допустил бы те же самые ошибки.

Меня, чего доброго, могут обвинить в том, что я обосновываю право журналистов на ошибки. Нет, я просто хочу объяснить, почему они порой ошибаются.

Семь раз отмерь — один отрежь. Уважающий себя журналист не семь — семьдесят раз отмерит. Но, чего греха таить, нередки случаи, когда палки в колеса ему ставят сами спортсмены. Да, по идее, спортсмен не в меньшей степени — если даже не в большей — заинтересован в том, чтобы в заметке журналиста не было ошибок: пишут-то о нем. Если спортсмен убежден в том, что журналист дела не знает, он тем более должен стремиться к встрече с ним: подскажи, научи, помоги. Но это только по идее...

Бывает, журналисту оказывают такой прием, что в следующий раз его позови — он не пойдет. И опять-таки журналист, дорожащий своим добрым именем, не будет сводить счеты. Но, не зная о том или ином обстоятельстве, журналист может просто ошибиться. Приятнее во всех своих бедах винить кого-то, полезнее — подумать, не сам ли ты в этих бедах повинен. Помогите журналисту — он поможет вам.

Можно, наверное, найти возможность свести счеты с неугодным журналистом. Но многого ли добьешься этим? Озлобишь и этого журналиста, и его коллег. Не знаю, может быть, и есть возможность заставить журналиста не писать о тебе вообще; уверен, что нельзя его заставить писать уважительно и доброжелательно.

Мне на журналистов грех обижаться. Не знаю, чем я завоевал их благосклонность. Может быть, тем, что никогда не отказывался дать интервью, ответить на вопрос, объяснить что-то.

...Как знать, не прочел ли кто-нибудь то, чего я не писал: совет любой ценой — угодничеством, подхалимажем — добиваться расположения журналиста. Нет, такого совета я не даю. Я призываю уважительно относиться к людям нелегкой профессии, к людям, которые пишут о спорте, пишут о нас. Я призываю спортсменов относиться к журналистам так, как они хотели бы, чтобы журналисты относились к нам.