Друзья познаются не только в игре

На моей памяти в сборной страны ЦСКА всегда имел наибольшее представительство. Но в команде играли и выдающиеся баскетболисты из других клубов. Из них хочется выделить особо Модестаса Паулаускаса, принявшего, кстати, в сборной капитанскую повязку от Геннадия Вольнова. С ним мы много лет делили и радость, и невзгоды. Талант Паулаускаса заблистал раньше, чем я объявился в большом баскетболе, приехав из своего далекого Томска.

Этот игрок вначале стал для меня примером для подражания. А когда мы стали играть вместе, то мне всегда хотелось чем-то помочь этому трудяге от баскетбола. Ох как нелегко ему приходилось! В сборной он занял место такого выдающегося нападающего, как Юрий Корнеев. Это произошло после Токийской олимпиады и обязывало ко многому. От Паулаускаса ждали того, что принято называть самоутверждением.

И он «самоутверждался» изо всех сил. Даже в ущерб своей яркой игровой индивидуальности. Запрятал ее до поры поглубже, а на площадке пока что старался делать все для команды. Ему бы обстреливать кольцо при таком отличном броске со средней дистанции. Он же стремился только к щиту, боролся за отскоки, подчас в буквальном смысле сажал защиту на плечи. Знал, что снайперы в команде найдутся, а вот желающие лезть в такое пекло — едва ли. В сборную он вошел сразу, без всяких там авансов на будущее. И чувствовалось — надолго.

Потом мы сблизились с Модестасом. Этому в немалой степени способствовало, конечно, то обстоятельство, что мы ровесники. В сборных командах, как правило, собираются вместе люди самого разного возраста — на то они и сборные. В них подчас встречаются те, которым уже 36, и те, кому еще только 18. Понятно, что интересы и вкусы у них разные. Нас же с Модестасом объединяли общие интересы, свойственные одному возрасту.

1966 год. Молодежная сборная Советского Союза отправляется в новогоднее турне по Италии. В гостинице нас поселяют вместе с Паулаускасом. Не знаю, что скажет сегодня Модестас, но я и до сих пор считаю это, в общем-то чисто случайное, обстоятельство счастливым для себя. Наверное, мы бы все равно подружились. Но у спортсменов остается не так уж много времени для общения вне стен тренировочного зала. А тут — общайся сколько твоей душе угодно.

Каждый из нас многое взял от другого, но не меньше и отдал. Мы не просто «уживались» друг с другом, что случается не так уж редко и в большом спорте, а взаимно обогащали друг друга. У нас и речи не могло быть о каком-то дележе славы, очков, престижа. Ничего похожего на соперничество. Хотя буквально после каждой игры кто-нибудь из нас не упускал случая «врезать» другому. Но это было не какое-то брюзжание, а, если хотите, деловая критика. Все говорилось по-мужски, напрямик, а потому никогда и не было обид.

Перед каждым из нас неизбежно встает вопрос о выборе своего игрового амплуа. Придется его решать и моим юным читателям — баскетболистам. Он очень важен, этот правильный выбор.

Когда мне приходится говорить о Паулаускасе, меня не оставляет сознание, что он мог бы дольше прожить в большом баскетболе. Нет, он не оставил любимый спорт, стал тренером, и неплохим, но я говорю о площадке, об игровой деятельности. С ним произошло то, что еще нередко происходит в спорте и от чего хотелось бы оградить талантливых игроков.

Начинал он в баскетболе как защитник. Ему бы и оставаться в этом амплуа. «Подвел» его редкостный универсализм. Модест умел все. И потому, когда в сборной освободилось место крайнего нападающего, тренеры пригласили его именно на это амплуа. Но место, как я уже говорил, было не простым — оно прежде принадлежало Юрию Корнееву. Вот и пришлось новобранцу делать все, что, кстати сказать, с блеском делал его предшественник: бороться под кольцом, постоянно брать на себя роль лидера атак.

И Паулаускас не подкачал, играл в нападении с тем же блеском, что и его предшественник. Но вот в баскетбол на места крайних нападающих приходят игроки ростом за два метра. Будь ты хоть семи пядей во лбу, но как со своими «чуть за 190» бороться с такими гигантами в защите?

История с Модестасом показывает, что не от него зависел выбор игрового амплуа. Но, сдается, он-то и сам в душе был согласен с решением тренеров поставить его в нападение. Наверное, согласие это подсказывала его натура бойца.

Площадку он оставил тогда, когда отдал баскетболу всего себя, без остатка. Это был игрок, сгоравший дотла на каждом матче, чтобы выйти на следующий будто из пепла возрожденным. Не обладая особыми данными для баскетбола, он обрекал себя на нелегкий труд и на тренировках. Тут он работал просто-таки самозабвенно. Ему одному известно, чего стоила та кажущаяся легкость, с которой он отбирал у противника мячи под щитом, скольких прыжков, часов со скакалкой, на снарядах, со снарядами.

В своем «Жальгирисе» он, что называется, вез весь воз. Если ЦСКА, скажем, располагал несколькими равноценными игроками высокого класса и кто-то всегда мог позволить себе сыграть не с полной отдачей, зная, что роль лидера возьмет на себя товарищ, то в «Жальгирисе» Паулаускасу о такой возможности и думать было нельзя. Отключиться, расслабиться — Модестас и слова-то эти, наверное, выбросил их своего лексикона. Не зря же «Жальгирис» тех лет называли «командой Паулаускаса».

Все эти качества и, если хотите, такую манеру игры он взял с собою и в сборную — иначе играть уже просто не мог, ибо был человеком, который всю жизнь в спорте только отдавал.

В одно время с Паулаускасом и сразу так же прочно в сборную страны вошел Зураб Саканделидзе. Мне всегда нравились игроки, не похожие ни на кого другого, имеющие свое собственное лицо. Так вот, более яркого, самобытного дарования, чем Саканделидзе, я и не припомню. Очевидно, это еще одна отличительная черта большого спортсмена.

Что интересно, в поле зрения тренеров сборной Зураб попал за свои поистине «космические» скорости, которые он мог развивать на площадке. С годами же, не теряя этого редкостного дара, Сако — так мы все его звали — приобретает игровую мудрость. Больше обращает внимания на броски со средних дистанций, которые современному защитнику просто необходимы. И броски эти у него становятся стабильнее. В тбилисском «Динамо» он не раз в самых ответственных матчах смело брал игру на себя. Помнится, на одном из чемпионатов страны ему был вручен приз лучшего защитника, учрежденный журналом «Спортивные игры».

Именно эта вот игровая мудрость позволила Зурабу по праву занять место в стартовой пятерке на Мюнхенской олимпиаде. Вышел он в ее составе и на финальный матч с американцами. Вышел и помог команде сразу со старта «поймать» свою игру.

Да, такого вот взрывного, скоростного игрока в задней линии и недостает сейчас нашей сборной. Удивительное дело — даже под знойным солнцем Грузии, всегда дававшей нашему баскетболу игроков темпераментных, скоростных, а значит, и самобытных, не может пока вырасти второй Сако.

Может быть, благодаря своему немногословию, подчас просто неразговорчивости, Саканделидзе мог на кого-то производить впечатление несколько заносчивого, что ли, наполненного этакой кавказской гордыней человека. Ничего такого у Зураба и в помине не было. Кто узнал его ближе, может подтвердить, что это на редкость душевный, простой — в лучшем смысле этого слова — человек.

Прийт Томсон, который долгое время был лидером «Калева» из Тарту и которого я без колебаний отношу к звездам нашего баскетбола, — полная противоположность Зурабу Саканделидзе по натуре, по темпераменту. Это сама сдержанность, во всем — чувство меры, даже на площадке — этакое олимпийское спокойствие. Общаться нам друг с другом было легко. Мы хорошо понимали друг друга, не задавали один другому загадок. Дружба наша носила ровный, спокойный характер. Возникновению ее способствовало одно обстоятельство: в сборную страны мы попали вместе, были там самыми молодыми игроками, поездка в КНР была и для Прийта, и для меня первой зарубежной поездкой, так что и вне площадки мы держались вместе.

Томсон был одним из самых (если не самый!) стабильных игроков сборной СССР. Что греха таить, встречаются такие баскетболисты (кое-кто из них играл и вместе со мной), что в одном матче буквально заваливают противника, принося команде до четырех десятков очков, а в другом, как мы говорим, скатываются на ноль. Ничего подобного с нашим Принтом не происходило. А это внушало уверенность партнерам, вызывало их доверие к нему.

Было время, когда Томсону поручали персональную опеку сильнейших снайперов. Знаю по опыту, что это такое, сколько сил отнимает такая опека. Знаю и другое, Прийту это не очень нравилось, он и сам хотел забивать, а не только тенью следовать по площадке за своим подопечным. Но никогда и виду не подал, ничем не выразил своего недовольства. Вел себя как в групповой велогонке: сегодня погоду делают другие, твое дело обеспечить их успех. И обеспечивал. Отличная школа, которую он прошел у знаменитого в прошлом баскетболиста, а потом замечательного тренера Ильмара Куллама, помогала ему в этом.

Вот он, Паулаускас! Нацеленность на кольцо, жажда борьбы