Олимпиада в Мюнхене 1972
Наверное, мой юный, но уже достаточно искушенный в баскетболе читатель не преминул обратить внимание на то, что в своих заметках я, рискуя нарушить все законы повествования, пропустил целый олимпийский цикл. Сделал я это сознательно. Цикл-то был особенным для нашей команды, для всего нашего баскетбола: именно в нем сборная СССР выиграла наконец длившийся два десятилетия спор с американцами и впервые стала олимпийским чемпионом.
За два года до Мюнхенской олимпиады сборную СССР принял новый тренер Владимир Петрович Кондрашин, Петрович, как называют его в баскетбольном мире. Но это потом стал он для нас, ветеранов сборной, Петровичем. И в это слово мы вкладывали все уважение, которое он заслужил. А тогда, в семидесятом, для уже сложившихся игроков появление нового человека на посту старшего тренера было неожиданностью. И неожиданностью настораживающей: а ну как начнет вводить реформы, ломать сложившиеся традиции?
Думается, и Кондрашин посматривал на нас с беспокойством: «Как-то примут «старички», ведь все они именитые, заслуженные». Постоянная конкуренция на чемпионатах страны между ЦСКА, игроки которого составляли костяк сборной, и ленинградским «Спартаком», который тренировал Кондрашин, то самое злополучное очко в тбилисском матче, лишившее спартаковцев золотых медалей, к которым они были так близки, — все это, разумеется, мало способствовало сближению армейцев в сборной с игроками «Спартака», а значит, и с их тренером.
От Кондрашина потребовалось много такта. Он не искал нашего расположения, оно должно было прийти само, когда мы ближе узнаем этого редкостной доброты человека и талантливого, вдумчивого тренера. Нередко мы судим о человеке по приветливой улыбке, внешнему радушию: дескать, замечательный, хороший, «свой» парень. Кондрашин улыбается редко, но надо глубже узнать его, чтобы понять, какой это человечный человек. А так про таких говорят: «Малоконтактный». Поэтому ледок некоторого отчуждения в наших взаимоотношениях не растаял до самого Мюнхена. Чтобы окончательно растопить его, потребовались знаменитые три секунды финального матча и ночь треволнений и переживаний после них. Кондрашин в эти минуты держался безукоризненно. Его уверенность передалась игрокам, и, право же, если б апелляционное жюри отменило результат матча, мы были готовы вновь сразиться с американцами и — у меня нет никаких сомнений на этот счет — выиграли бы и переигровку.
Кондрашин прошел все стадии тренерского становления: детская команда — клубная — сборная. Это внушало уважение. Работа с детьми, доведение их до команды мастеров научили его отлично разбираться в людях, безошибочно угадывать в пареньке будущего баскетболиста. Он не уповал на случай, он искал и находил. К примеру, Александра Белова он именно отыскал.
С приходом Кондрашина наша сборная свернула с проторенных дорожек. Он скрупулезно изучал опыт американцев, накопленный ими десятилетиями. Но изучал придирчиво, не копировал, как это ни было соблазнительным, их игру, а переносил на нашу почву все лучшее в виде некоего синтеза, отмечая то, что, по его мнению, нам не годилось. Этот-то постоянный поиск и поможет нам победить в Мюнхене.
Многие считали тогда, что тренерское кредо Кондрашина заключается в стремлении строить тактику сборной от защиты. Дескать, он в прошлом был сам хорошим защитником, вот свой опыт переносит и на сборную, и на свою клубную команду. Это неверно. Тактику он строил от игроков. Ленинградскому «Спартаку» набор исполнителей не позволял играть в такой атакующий баскетбол, какой демонстрировала, например, команда ЦСКА. Естественно, Кондрашин искал другие пути и нашел их в надежной обороне. Спартаковцам в пору расцвета забить больше 60 очков было чрезвычайно трудно для любого соперника.
Верно и то, что перед Мюнхенской олимпиадой сборная СССР много работала над техникой и тактикой в защите. Но это только оттого, что в клубах защите уделяют недостаточно внимания. Вот Кондрашину и приходилось исправлять огрехи. Если же коротко характеризовать тактику нашей сборной в решающем матче с американцами, то она вовсе не строилась на обороне, а скорее на быстром прорыве.
Всех, кто анализировал потом этот матч, смущал его маленький счет. От таких счетов баскетбол к тому времени успел отвыкнуть. Да, мы могли забить 70 — 80 очков, но американцы были так зажаты в тиски жестких тактических схем, что любому сопернику было не под силу изменить, характер поединка. Может быть, кому-то мое утверждение покажется неожиданным, но в этом матче «от обороны» — тактики отнюдь для себя невыгодной пошел тренер сборной США Хэнк Айба.
Принято считать, что баскетбольный турнир XX Олимпиады свелся к единственному матчу сборных команд СССР и США. В баскетбольном мире Мюнхенскую олимпиаду иногда так и называют «олимпиадой одного матча». Видимо, оттого, что этот матч, которому, наверное, и в самом деле не было равных в истории баскетбола, со временем затмил все остальные события, происходившие на площадках мюнхенского «Баскетболхолле». Между тем некоторые из них достойны самого пристального внимания. И прежде всего сюрприз — иначе и не назовешь, — который преподнесли всем баскетболисты Кубы.
На предыдущей Олимпиаде в Мехико сборная команда Кубы заняла более чем скромное 11-е место, и никто не принимал ее всерьез в Мюнхене. Но вот молодая команда выигрывает шесть матчей кряду, да у кого: у сборных Бразилии, Чехословакии, Испании! Превосходная прыгучесть игроков, легкость и непринужденность в обращении с мячом, скрытые остроумные передачи — все это было открытием, особенно для баскетболистов Старого Света. Словом, сборная Кубы — в полуфинале, где ей противостоит наша команда.
Кубинцы с первых же минут встречи применяют прессинг, точны их снайперы Хуан Домего и Мигуэль Кальдерон, и вот уже они впереди. Сначала на 3 очка, потом к 16-й минуте даже на 8. Но для успеха такой системы защиты, как прессинг, требуется высокая организация командной игры, в чем темпераментные, экспансивные кубинцы не очень-то сильны. И хотя им удается выиграть даже первый тайм, концовку матча наша команда проводит уверенно, побеждает 67:61 и выходит в финал олимпийского турнира.
И вот он финал. «Сегодня или никогда», — как заклинание твердили мы. «Все встанет на свои места», — очевидно, полагали наши соперники, никому никогда не проигрывавшие на олимпиадах с 1936 года, когда баскетбол был введен в олимпийскую программу. Для самых смелых помыслов у американцев были основания. Известно, что подготовка олимпийских сборных была всегда предметом особых забот руководителей американского баскетбола. Они могли позволить себе послать на любой турнир наспех собранную команду, а то и просто одну из клубных команд, но на все олимпиады посылали сильнейших. Мюнхенская не была исключением.
В субботу 9 сентября 1972 года, когда в Москве была уже глубокая ночь, да и местные часы показывали 23.30, болгарский арбитр А. Арабаджян и бразильский Р. Ригетто вызвали финалистов на площадку «Баскетболхолле». Что и говорить, время для игры не самое подходящее — привыкшие к режиму спортсмены в эти часы видят уже второй сон. Но организаторы соревнований были связаны договорами с американским телевидением. К тому же были уверены, что этот матч соберет полную аудиторию, на какой час его ни назначь.
Наша стартовая пятерка выглядит не совсем обычно. В ней впервые выходят вместе со мною, Алжаном Жармухамедовым и Александром Беловым Зураб Саканделидзе и Михаил Коркия. Я уже говорил, насколько оправданным было введение в стартовый состав Саканделидзе. В скоростных качествах ему мало уступал его товарищ по клубу Коркия, наш Мишико. К тому же он как лев сражается под кольцом. Словом, ставку делаем на скоростные атаки, завершать которые следует прежде, чем противник сумеет организовать оборону.
Начало матча убеждает нас в правильности выбранной тактики: Сако молнией прочерчивает площадку, перехватывает передачу соперника, тут же забивает еще один мяч, и мы выходим вперед. С меня не спускает глаз мой персональный сторож Гендерсон. Видя, что я то и дело ухожу из-под его опеки, Айба сменяет его на Коллинса, а того и по той же причине — на Кевина.
И вот, несмотря на то что все мои броски достигают цели, Кондрашин усаживает меня на скамейку. Каждый, кто сам играет в баскетбол, знает, что это значит для игрока, подогретого борьбой. Только потом я смогу оценить мудрость тренерского хода, а газеты напишут: «Кратковременный отдых пошел на пользу С. Белову — после этого он еще не раз возвращался на площадку, и каждое его возвращение было чревато для соперников дополнительными осложнениями». В этом матче я принес команде 20 очков.
Во втором тайме Кондрашин делает много замен. Айба отвечает тем же. «Пошел бросок» у Бревера, потом у Кевина, и вот уже американцы сокращают разрыв до минимума — 42:40. Когда до конца матча остается немногим более 3 минут, наши соперники переходят к прессингу. У прессинга неизбежны фолы. Но сказывается усталость — Саканделидзе дважды пробивает штрафные мимо цели. Правда, Паулаускас забивает три из четырех, и счет подскакивает в нашу пользу, но за 55 секунд до финального свистка разрыв вновь становится минимальным. А когда играть остается всего 3 секунды, американцы впервые выходят вперед — 50:49.
Наступает тот самый наш звездный час, точнее — звездные секунды. Можно ли за 3 секунды изменить счет? Наверное, мало кто из тех, кто видел матч, верил в такую возможность. Но — и это главное — верили мы сами, игроки сборной СССР.
Сколько тут было еще нервотрепки! Иван Едешко вбрасывает мяч, адресуя его мне. Судьи на поле говорят: рано, секундометрист же начинает отсчитывать секунды. Явное нарушение, которое, к его чести, быстро исправляет генеральный секретарь Международной федерации баскетбола Джонс. Все те же 3 секунды, и никаких возражений со стороны американцев. Едешко вновь с мячом. Перед ним приплясывает кто-то из соперников. Но Иван отступает назад и вдруг по крутой траектории через все поле бросает мяч Саше Белову, финт — проходит секунда, шаг к щиту — еще одна, но тут Саша взвивается вверх, и мяч в кольце — победа!
Однако... этой ночи никогда не кончиться. Американцы подают протест, апелляционное жюри бесконечно долго его рассматривает, в конце концов отклоняет, и через 24 часа после победы мы поднимаемся на высшую ступеньку пьедестала почета.
Я выделил самые памятные для меня матчи в особую главку и не включил в нее мюнхенский матч, заботясь все о тех же законах повествования. Но, думаю, никому не надо объяснять, что и для меня, и для всех остальных его участников более памятного матча не было.
Если я когда-нибудь и осознал полностью смысл выражения: «Нервы как туго натянутые струны», так именно в «Баскетболхолле» той ночью с субботы на воскресенье 9 сентября 1972 года.
Выходил ли я на площадку, сидел ли на скамейке для запасных, но все 40 минут матча я не мог выйти из состояния крайнего напряжения. То же происходило и с моими товарищами. Хоть кому то бы из нас отключиться на короткое время, взглянуть на происходящее со стороны, и мы, наверное, не растеряли бы то преимущество в 7 — 8 очков, которое было у нашей команды на протяжении всего матча, не понадобился бы столь драматичный финал. Конечно же, не лучшую службу в таких случаях может сослужить близость успеха, сознание, что до золотых олимпийских наград, к которым два десятилетия стремился наш баскетбол, всего один шаг. Но... в общем, хорошо все то, что хорошо кончается.
Скажу без ложной скромности и от себя, и от своих товарищей по сборной-72, что мюнхенский финал может и должен служить для сегодняшнего и всех будущих поколений наших баскетболистов примером того, как надо бороться до конца, до последних секунд.
Нам есть о чем поговорить с Владимиром Петровичем Кондрашиным