V

Первую — береговую — пробу я беру по указанию геологов в створе, обозначенном двумя вехами, стоящими друг за другом на горном склоне сопки, сбегающей к пляжу. Вехи эти хорошо видны сверху — с сопки и снизу — с берега.

Берег красив. Он плавной дугой, растянувшейся на несколько километров, окаймляет бухту, упираясь по краям в каменистые сопки, а в центральной части тянется зеленой долиной в глубь материка. Там, вдали от уреза воды, растут буйные заросли кустарника, а за ними — редкие низкорослые деревья.

Взять пробу на мокром песке не представляет труда. Пробоотборник легко входит в песок.

Между тем вельбот, предназначенный для обслуживания водолазных спусков, уже спущен на воду, и его гребцы готовы к действию.
— Давай следующую!

Теперь вхожу в воду. На полутораметровой глубине акваланг не нужен. Гидрокостюм я хорошо обжал, и достигнуть дна не трудно. Ныряю, заглубляю пробоотборник в грунт без каких-либо усилий. Мешочки быстро наполняются породой.

Идем на следующую глубину — три метра. Теперь надеваю в вельботе акваланг, маску, ласты и выполняю водолазный спуск по всем правилам.

На дно из шлюпки спущены два конца — мой сигнальный и якорный. У якорь-троса действовать удобней всего, так как в мире невесомости он — незаменимая опора. Ведь грунт стал твердым, словно спрессованным, и пробоотборник входит в него с трудом. При этом тебя отбрасывает в прямо противоположную сторону — вот где можно наглядно изучать физический закон о том, что действие равно противодействию и направлено противоположно.

После каждых двух взятых проб всплываю к шлюпке и отдаю образцы. Вельбот движется дальше в море, и глубина постепенно увеличивается: 4—5—6—7—8—9— 10—11—12—13—14 метров...

Теперь мы уже далеко от берега. Это и понятно. Дно пологое, и глубина растет медленно. А нам нужно добраться до 15—18-метровой. И приходится идти далеко в море, как вот сейчас, а здесь уже в наши действия вносят свои коррективы волны и ветер, и на каждый спуск уходит все больше времени.

..Стою на трапе, укрепленном на борту шлюпки, пока гребцы направляют ее к новой «станции», при этом строго придерживаясь заданного створа. Геолог Андрей Горбатов время от времени измеряет глубину лотом, стараясь вовремя остановиться.
— Суши весла!

Старшин инструктор Иоффе проверяет на мне снаряжение — крепление акваланга, грузового пояса, давление воздуха в баллонах, после чего дает разрешение на спуск: «Пошел!»

Убедившись в нормальной подаче воздуха (вдох- выдох), падаю спиной в воду и, перевернувшись, ухожу в глубину. Скованности, какую испытываешь на поверхности — ведь на мне «амуниции» больше сорока килограммов! — как не бывало. Гидрокостюм, грузы, акваланг подогнаны так, что в воде становишься невесомым.

Не тороплюсь погружаться. К желтому пятну дна, которое едва светится где-то глубоко подо мной, приближаюсь, поддувая воздух в маску (по мере увеличения глубины она обжимает лицо — вот где завидная герметичность!), время от времени выравниваю давление воды под шлемом.

Чувствую, что уши «продуваются» отлично — со знакомым хрустом, аппарат работает исправно, подавая нужное количество воздуха — никакой течи! — плыть в глубину при этом — одно удовольствие.

При каждом выдохе вверх от меня бурлящим потоком несутся пузырьки воздуха. Вначале это серебряный бисер. Но по мере того, как он поднимается выше, пузырьки раздуваются, как детские шарики, увеличиваясь в объеме, и выглядят крупными, светлыми шарами там, где легкой тенью высоко надо мной маячит вельбот.

Еще глубже, еще... И вот уже дно приблизилось ко мне вплотную. Еще мгновение, и я — на грунте.

Удивительная картина предстает перед глазами. Голубая, с пепельным отливом, толща воды пронизана вверху солнечным светом, но сюда, в подводный сумрак, он не доходит, зато благодаря каким-то законам рефракции вокруг меня образовался... шатер из света.   В нем чувствуешь себя примерно так, как будто ты находишься в огромном темном зале, а на тебя направлены лучи софитов. Идешь по дну, и за тобой перемещается этакий лучезарный шатер...

За его пределами — голубая вода. Но цвет ее по мере удаления сгущается и из бледно-голубого становится ультрамариновым.

Плыть и чувствовать себя тут хозяином — поистине огромное удовольствие!

Песчаное дно. Оно такое гладкое и такое, на первый взгляд, безжизненное, словно находишься не под водой, а где-нибудь в пустыне Средней Азии... Лишь маленькие холмики, похожие на складки, — следы работы волн и течений — разнообразят этот пейзаж.

Однако, присмотревшись, видишь, что тут, на песчаном отлогом ложе моря, сосредоточившего буйную растительность и богатый животный мир в скалах и россыпях камней, идет своя жизнь, не броская, но неутомимая. Вот длинный след на песке, — скользнув взглядом по нему, замечаешь краба, совершающего переход. Всюду по дну разбросаны раковины гребешков — словно блюдца на песке. Стая рыб движется на тебя, чуть ли не тыкаясь мордами в маску. Взмах руки, и словно по приказу, рыбья армада круто меняет курс.

Плывет колония медуз, плавно раскачивая студенистыми телами. А чуть слева мчится кальмар, вытянувшийся в струнку, как ракета...

Но надо действовать. Уцепившись ногами за якорный трос, заглубляю пробоотборник. И тут же силой отдачи меня поднимает вверх. Тогда берусь за якорь (его вес под водой невелик) и концом его вколачиваю в грунт пробоотборник.

Заполняю грунтом оба мешочка и даю сигнал на вельбот: «Готов к выходу». Плыву к поверхности.

И вот уже солнце над головой. Можно сбросить маску.

Отдаю пробу Юдакову, сидящему на веслах. Он — учетчице Алле Тениной, а та — геологу Андрею Горбатову. Андрей внимательно рассматривает взятый грунт, даже нюхает и наконец диктует заключение:
— Проба 758. Песок мелкозернистый. Темно-серый. С примесью алеврита.

Это экспресс-анализ. Остальное определится в лаборатории. А шлюпка идет на следующую глубину, пока не последует команда:
— Суши весла!

Мы действуем точно по плану, который накануне дал нам Яблоков. Геодезист Леонид Григорьевич и помогающий ему школьник из Владивостока Борис отправились в сопки и установили там створные вехи. Мы чуть позже пришли сюда на вельботе и приступили к спускам под воду, проходя один створ за другим.

К концу дня бухта «покрылась сетью» геологических «станций» и оказалась обследованной по всей площади.

Одновременно велся отбор проб с «Геофизика» вибропоршневой трубкой на глубинах до 50 метров. Специальным механизмом вколачивалась колонковая трубка в дно на 3—3,5 метра, после чего ее поднимали на борт, где геологи доставали из нее грунт для отправки в лабораторию. В бухте Спокойная был отпразднован своеобразный юбилей: взятие 200-й пробы вибропоршневой трубкой.

Здесь же, на борту «Геофизика», передвигавшегося от «станции» к «станции» соответственно намеченному на карте маршруту, разместились геофизики с аппаратурой. Они вели обследование дна на содержание руды геофизическими методами.

От берега до «Геофизика» — зона водолазных спусков. Мы ведем их активно, дорожа каждым часом. Особенно умело действует Марк Шумский. Быстро, ловко, энергично. Всякий раз, если возникает в чем-то затруднение — попадается ли труднопроходимый грунт, ухудшается ли погода — он лично производит отбор проб. И можно было не сомневаться, что задание будет выполнено отлично.

Прекрасно справлялся с этой работой и Вениамин Назаров. Он действовал четко и уверенно, словно всю жизнь только и занимался тем, что искал руду на дне моря. Скрывался в глубине с завидной скоростью, и лишь по пузырькам воздуха, поднимавшимся с глубины на поверхность, можно было судить о его местонахождении.

Умело, ловко работал под водой и Юрий Мамаев. Он предпочитал пользоваться гидрокостюмом мокрого типа, а не «Садко». Это придавало ему большую подвижность, хотя на глубине температура воды понижалась до 10—12°С. Он и испытал первым полученные нами новые гидрокостюмы.

Что касается Льва Волкова, то тот работал с вдохновением, получая от спусков под воду явное удовольствие. Во время морских переходов он часто читал стихи:

Герои-скитальцы, морей альбатросы,
Застольные гости громовых пиров,
Матросы,
       матросы,
              матросы,
                     матросы,
Вам — песня поэтов, вам — слава веков!

Море настраивало на романтический лад. Оно расстилалось перед нами голубым прекрасным полотном, отороченным белым кружевом волн. Работа спорилась...

Яблоков был доволен: навёрстывались водолазные часы, потерянные из-за непогоды, и сотни проб — на каждом створе до сорока — накапливались на «Геофизике». Однажды Климент Владимирович решил сам спуститься на дно морское — курсы аквалангистов он окончил еще в Москве. Мы выбрали спокойное закрытое сопками место у живописной группы камней, помогли ему надеть гидрокостюм и акваланг, и он исчез под водой.

Минут через пять поднялся на борт вельбота, снял маску, отдышался.
— Изумительно! — проговорил в восхищении. — Это — волшебное царство...

Каждый створ, каждый спуск, не говоря о бухтах, запоминался чем-то особенным, неповторимым. Кажущееся однообразие подводной разведки, проходившей по определенной схеме — погрузка всего снаряжения на «Геофизик», приход в бухту, прокладка створов, спуски на геодезических «станциях», постоянно нарушалось новыми впечатлениями, да и природа заставляла быть настороже. В бухте у Скалы Крейсер (название это, видимо, было дано бухте из-за огромной скалы, расположенной примерно метрах в четырехстах от берега и напоминавшей очертаниями корабль) нас застиг туман. Он налетел неожиданно, накрыв собой вельбот и работавший мористее «Геофизик». Правда, отбор проб мы не прекратили, для чего использовали шлюпочный компас.

Наступили сумерки, туман все сгущался. Ветер усилился, начало штормить. Пришлось прекратить водолазные спуски, перейти на борт «Геофизика».

В бухту Краковка добрались, когда уже стемнело. Погрузив на вельбот водолазное снаряжение, которое всякий раз оставляли в лагере, мы пошли на огонек, кем-то предусмотрительно зажженный на берегу. Все еще сильно штормило. Вельбот двигался медленно, раскачиваясь на волнах. Когда же, достигнув отмели, мы выпрыгнули из шлюпки и по пояс в воде стали вытаскивать ее на берег, то были поражены видом «Геофизика»: ярко освещенный многочисленными огнями, с прожектором, прорезавшим ночную мглу, он, казалось, плыл в воздухе над морем...

Надежно закрепив шлюпку на песчаной косе, мы долго отогревались и сушились у ярко пылавшего костра.

А в бухте Спокойная, наоборот, весь день стояла, словно по заказу, отличная, солнечная погода. Эта бухта запомнилась своим простором и, я бы сказал, гостеприимством. На берегу — кусты дальневосточного шиповника с розовыми кое-где облетевшими лепестками цветов, под водой — превосходная видимость, метров до двадцати. Так что вельбот с глубины различался четко, до отдельных деталей конструкции.

И поиск шел споро. Вбивать пробоотборник в грунт почти не приходилось: грунт на дне оказался мягким, податливым.

Отсюда мы вернулись еще засветло, полностью выполнив план разведки.

Как-то, воспользовавшись днем, когда «Геофизик» с очередной партией добытых под водой проб ушел в Заповедный, мы разрешили себе несколько часов удовольствия — свободные спуски, чтобы наплаваться в море, налюбоваться подводным миром.


«Вот таким был осьминог!»

В скалах выбрали ровную каменистую площадку. Она была очень удобна: справа — маленькая бухта, слева — море, невысоко над водой. На ней разложили снаряжение. И вот пловцы ушли под воду. Мы плывем в глубину с Сашей Юдаковым. Сначала под нами — нагромождения огромных камней. За ними просматриваются скалы, идущие с поверхности, — отроги сопок. На глубине 15—20 метров камней уже не видно, но зато хорошо различимы круто идущие вниз скалы.  Далее — крутой обрыв, сгущаются внизу голубые краски и возникает провал... Всюду вокруг нас полно живых организмов — это тебе не песчаная пустыня в центре бухты! Поверхности камней и скал покрыты сотнями ежей. Разноцветные, очень крупные звезды и маленькие звездочки, белые раковины гребешков. Мясистые, многометровые листья морской капусты-ламинарии тянутся к поверхности. Попадаются и рапаны, небольшие по размеру, витые и остроносые. Все это жило, кормилось, росло, двигалось по нерукотворным законам моря...

Ждем, может, из ущелья появится осьминог. Но ожидания напрасны. Встреча с ним произошла в другой раз. Заметив человека, он поторопился укрыться за камнями в расщелинах скал.