В коралловых садах Вародеро

На исходе восьмой час нашего полета над просторами тропической Атлантики. Самолет мягко касается бетонной полосы аэропорта Хосе Марти, и в раскрытую дверь вместе с темпераментной мелодией самбы врывается легкий ветерок, наполненный запахами сельвы, необычными после наших весенних подмосковных лесов.

В составе туристической группы останавливаемся на одной из живописных, утопающих в зелени кокосовых пальм вилл Вародеро.

С нетерпением распаковываем чемоданы, достаем ласты, маски, дыхательные трубки. Море, а точнее Мексиканский залив, в 30 метрах от виллы набегает на ослепительно белый пляж, уходящий на много километров к окончанию мыса. Вода так тепла, что ноги почти не чувствуют перехода от одной среды к другой, и только, погрузившись всем телом, ощущаешь разницу температур.

Дно, как и в Черном море, начинается с однообразных песчаных барханчиков и небольших звезд удивительно симметричных пропорций. Но вот нарушился рисунок песчаных барханов на дне. Не верится своим глазам — знакомые очертания ската, но каких размеров! На песке распластался диск более полутора метров в диаметре, от него, и того длиннее, стелется плеть хвоста — более 2 метров. Осторожно подгребаю ластами к хвосту. Спокойствие ската придает смелости, и я медленно сжимаю рукой конец его хвоста повыше пилы, во всяком случае на безопасном от нее расстоянии... Мгновенный рывок вперед — и скат без усилий тянет меня над песком. Руки не могут долго удерживать хвост, и вот уже животное скрывается в голубом мареве глубины.

Поражает необычайная прозрачность тропического моря. До дна около 20 метров, но с поверхности можно рассмотреть небольшого, ползущего по дну рака-отшельника или мелкую рыбешку. В местах, где приходилось плавать, дно чаще всего было покрыто морской травой — сейбой, по-местному. Заросли этой травы — излюбленное место обитания морских черепах, крупных брюхоногих моллюсков и разнообразных скатов.

Первый встреченный нами риф состоял почти из мертвого, заиленного, заросшего водорослями и губками коралла. Но стоило лучу солнца пробиться сквозь толщу воды — риф ожил, засверкал золотыми полосами. Это на его фоне синхронно двигались рыбы-ворчуны — самые, пожалуй, многочисленные обитатели местных рифов.

Вторая рыба, без которой рифы Кубы потеряли бы свою индивидуальную прелесть — «кочино». Так называют на острове темно-зеленого, с неоновой полосой на щеке, спинорога. У «кочино» умные и любопытные глаза дворняги. Он очень забавен. Стоит только подплыть к вечно жующему «кочино», как он, продолжая жевать, закатывает глаза сначала вверх, исподлобья изучая опасность, а затем, увидев, что она ему не угрожает, как бы виновато опускает их вниз... «Кочино» легко поймать рукой, загнав в любую неглубокую коралловую щель, но при этом следует остерегаться его острых зубов, легко перекусывающих ветку коралла.

Поразительной длины достигают иглы местных ежей-диадем: до 40 и даже 50 сантиметров. На вид иглы мягкие и хрупкие, на деле же настолько остры, что легко прокалывают толстую резиновую подошву ластов. Видели мы и мелких, очень подвижных ежат, похожих на наших дальневосточных, только с полосатыми и седыми как у дикообраза иглами.

У поверхности промелькнуло тело серебристой сельдеобразной рыбы. Узнаю в ней знакомую по рыболовной литературе мечту всех морских удильщиков и подводных охотников — стремительного и сильного тарпона — самой большой и хищной сельди мира.

Тарпона позднее довелось увидеть у старого причала в Аламаре, пригороде Гаваны. Стайка серебристых плоских рыбок кружила в толще воды, как вдруг, откуда ни возьмись, в нее ворвались несколько тарпонов. Несколько зазевавшихся рыбешек мгновенно оказались в их зубастых пастях. В соревнованиях по морскому рыболовству на кубок Хемингуэя, которые проводятся на Кубе ежегодно, тарпон и меч-рыба считаются добычей, достойной чемпиона. Подстрелить тарпона из подводного ружья удается немногим, настолько крепка и непробиваема его чешуя.

Наблюдая за подводным охотником у рифов Вародеро, удалось увидеть интересную сцену, знакомую по фильмам Ж.-И. Кусто. Ныряя вместе с охотником под карниз нависающего коралла, заметил стоящих в глубокой нише двух рыб-ежей (тетрадонов). Одна, видимо почуяв недобрый интерес к ее особе, юркнула в сторону, вторая не успела — охотник слегка зацепил ее наконечником стрелы из подводного ружья. Я показал Виктору (так звали кубинца) на тень маячившей над нами лодки с моим товарищем. Он понял мое желание поднять рыбу на поверхность и, вытащив тетрадона из-под рифа, стал всплывать на поверхность. И здесь на моих глазах произошло столь ожидаемое превращение с виду обычной рыбы в большой колючий шар. Рыба-еж в несколько мгновений, используя рот и чуть заметную жаберную щель, втянула в себя, по крайней мере, ведро воды, раздулась, да еще ощетинилась острыми иглами в 3—5 сантиметров длиной. Когда такой наполненный водой колючий шар мы с трудом переваливали через борт лодки, мой палец случайно оказался у рта рыбы, и она не замедлила цапнуть его своими мощными зубами, да так, что после на ногте еще долго оставался красный рубец.

Ихтиологи не зря называют тетрадонов двузубыми. Пластины верхних и нижних сросшихся зубов настолько мощны, что без усилий перекусывают сантиметровую коралловую ветвь, разгрызают раковины моллюсков. Во всяком случае, когда мой товарищ захотел проверить силу зубов рыбы-ежа и вложил ей в открытый рот конец металлической дыхательной трубки, она мгновенно была сжата так, как если бы по ней стукнули молотком!

Осьминога на Кубе называют пульпо. Он довольно частый и обычный обитатель подводных гротов и расщелин. Правда, крупные осьминоги предпочитают тщательно укрываться, а вот мелкие встречаются в изобилии. Они, как и осьминоги наших восточных морей, меняют окраску, причем даже интенсивней, вероятно, из-за более высокой температуры воды, По манерам они не отличаются от своих северных собратьев: вход в их жилище также усеян остатками створок от съеденных моллюсков и карапаксы крабов.

Довелось встретиться и с муреной. После первого столкновения с ней уже не стали неосторожно соваться в каждую щель. Встреча произошла, можно сказать, чуть ли не на берегу. Берег серебрился на солнце, лишь местами на нем контрастно выделялись пятна коричневых водорослей, выброшенных прибоем. В оставшихся после отлива лужицах и заполненных водой щелях нашли себе приют моллюски, звезды, мелкие крабы и небольшие коралловые рыбки-хромисы. Увлекшись в этом раю для морского биолога погоней за голубым крабом, я забыл о мерах предосторожности. Лужа, куда я загнал его, была не более полуметра глубиной, но краб ушел в небольшую выемку в коралловой плите. Засунув руку по локоть в конец пещерки, вдруг ощутил пальцами скользкое змеиное тело и резко отдернул руку. Однако и краба хотелось посмотреть поближе, поэтому воспользовался древком остроги. Тут кто-то резко рванул острогу из рук, я выдернул ее и увидел, что конец древка совершенно размочален... Сейчас вспоминается увиденный позднее фильм «Бездна», где подобная ситуация произошла с героями фильма у затопленного корабля. Хотя фильм несколько фантастичен, случай с муреной вполне правдоподобен. Потом не раз встречал мурен. Но должен сказать, что они становятся опасными, только когда сами попадают в безвыходное положение. Прижатые случайно ныряльщиком, мурены способны на резкие выпады и даже нападение.

Чувствуя какое-то прикосновение к ластам, всякий раз оглядывался, вспоминая рассказы аквалангистов о любопытных барракудах Кубы. Но видел лишь пучки травы, носимые волнами по поверхности. Барракуд приходилось видеть, и часто, но держались они на почтительном расстоянии, вращая как совы своими огромными круглыми глазами. Совершенная гидродинамическая форма плюс вечно не закрывающиеся из-за длинных клыков челюсти придают этой морской щуке довольно зловещий вид.

Многие обитатели рифов отличаются поразительной способностью приобретать окраску и форму, совершенно не отличимую от поверхности рифа, обросшего кустиками кораллов, губками и гидроидами. Едва различаются среди гидроидов очертания скорпены, весьма похожей на черноморскую, но еще более замаскированную многочисленными кожистыми выростами. Причем, выросты тропической скорпены достигают длины до 5 сантиметров и их все время шевелит течение. Вряд ли даже самая осторожная рыба заметит подвох в таком «обросшем камне».

Большое впечатление произвела встреча с лангустами — этими крупными морскими раками, обладающими мощно развитым хвостом — единственным средством их спасения от врагов (лангусты не имеют мощных клешней, как омары или крабы). На ровном дне, в десятке метров от берега, встречаются грибовидные шапки глазчатого коралла, в известковом основании которого зачастую имеются небольшие норы или выемки, наподобие тех, что делают наши речные раки. К одной из таких нор прямо в твердом дне я и нырнул. Два любопытных глаза уставились на меня, а полуметровые усы слегка коснулись стекла маски, ощупывая пришельца из чужого мира. Я попытался вытащить лангуста на поверхность, чтобы рассмотреть всю радугу его красок при солнечном свете, но, как оказалось, нора имела выход с противоположной стороны кораллового гриба, и после сильного рывка из моей руки лангуст пулей вылетел с другой стороны и скрылся, оставив за собой длинный шлейф песка и ила.

Необыкновенны по красоте тропические моллюски. Вот на глубине замечаем глубокую борозду в песке, тянущуюся на несколько метров, а в конце борозды — толстые заостренные шипы королевского стромбуса. Королевский стромбус питается травой подводных лугов, взрывая своим острым когтем на ноге песок и ил. Его же собрат из рода Кассид, называемый на Кубе «зубаткой» из-за зазубренного устья раковины, ведя, как и наша рапана, хищный образ жизни, вскрывает подобным когтем двустворчатых моллюсков. В затененных пещерах коралловых рифов скрывается моллюск Харония нодифера (тритон). Издавна многие прибрежные народы мира использовали раковину Харонии как охотничий рог и ритуальную трубу, для чего требовалось только отпилить острую вершинку и с силой подуть в резонирующую полость раковины.

В береговых наносах множество мелких, но красивых и причудливых раковин. В прибрежном песке маскируются до блеска отполированные оливы с мозаикой коричневых полос, а на прибрежных камнях сидят, присосавшись всей нижней частью ноги, пантеровой расцветки хитоны и всевозможные акмеи, в расщелинах мертвого рифа скрываются оригинальные родственники наших пресноводных неретид, только имеющие большие размеры и ярче раскрашенные. В одной из неретид узнаю обладательницу знаменитой среди коллекционеров раковины — «кровавого зуба». Раковину назвали так из-за необычной окраски зубца в ее устье, Много различных интереснейших встреч было у нас с обитателями тропического «мира безмолвия», но наступил день отъезда. Вновь аэропорт Хосе Марти, теперь уже с прощальными огнями взлетной полосы... И вот уже позади Атлантика, кубинские друзья, колышущиеся веера горгонарий, причудливые, как облака вокруг самолета, коралловые рифы, стаи золотополосых рыб-ворчунов. Но с нами незабываемые впечатления, навсегда оставленные нам гостеприимным островом в Карибском море, его подводным миром.

В водах Мексиканского залива.

У подножья рифа
Рыба-ёж