Партнеры

А пришел я к этому выводу, вспоминая, как Евгений Майоров отстаивал свои взгляды на хоккей, умел проявить характер.

Решительно отстаивать свое мнение, вероятно, единственно правильный путь во взаимоотношениях со спартаковскими лидерами. Иначе нельзя было стать полноправным членом звена. Так произошло, скажем, с хоккеистом ЦСКА Анатолием Ионовым, которого поставили в спартаковскую тройку на первенство мира 1965 года в Тампере. Этого богатыря, который чуть ли не вдвое мощнее и Старшинова, и Майорова, они совершенно подавили психологически.

Помня это, я старался проявить себя, как и они, личностью в хоккее, хотя таковой конечно же еще не был. Но с этими партнерами, думаю, иначе было нельзя... С ними приходилось без конца спорить, отстаивая свое «я». Ни в чем я не собирался им уступать. Позже узнал: Вячеслав с Борисом ходили к Боброву доказывать, что играть со мной не могут и не хотят. Не знаю уж, как тренер улаживал конфликты, но я оставался в звене.

Через год мои партнеры поняли, что я вел себя строптиво не потому, что их не уважал. Просто у меня был период становления. Они убедились, что я игрок с характером, что в матчах их не подведу. И в дальнейшем наше звено даже приводили в пример как хорошо сыгранную, слаженную дружную тройку форвардов.

Из других спартаковцев наиболее яркое впечатление на меня произвел Александр Якушев. По характеру он человек очень сложный, с оригинальными взглядами на хоккей, на отношения к товарищам и к жизни вообще. Хотя далеко не всем он таким казался. Многие его считали простым, открытым парнем. Но почему же тогда ни один из спартаковских наставников, среди которых были исключительно опытные педагоги, не смог его раскусить, до конца понять, подобрать к нему ключи?

Никто заранее не мог сказать, как Александр сыграет в очередном матче. А играл он блестяще... когда хотел. Не хотелось — представал перед зрителями и медлительным, и безвольным. Словно нарочно скрывал свою одаренность, свой высокий игровой потенциал. А из всех нас он был самым талантливым.

На льду Якушев умел все. У него прекрасная скоростная обводка,  результативный  завершающий  бросок — и  кистевой,  и щелчок. На его финты попадались почти все защитники. Он не боялся силовой борьбы с самыми могучими соперниками, но сам такой борьбы не искал. Я знал, пожалуй, лишь одну его слабость — недостаточно быстрый старт. Зато на длинной дистанции никто за ним не мог угнаться. Александр умел искусно пасовать партнерам и, если было нужно, выполнял роль подыгрывающего. Но больше всего он любил завершать атаки сам.

Примерно до 1972 года, до матчей с канадскими профессионалами, Якушев оставался игроком настроения. А после той знаменательной серии он окончательно созрел как хоккеист, возмужал и стал понимать, что от него все ждут игры высокого класса. Тогда он и стал надежным лидером коллектива.

А вот о таких игроках, как Владимир Шадрин, говорят по-иному: рабочая лошадка, отдавая должное старательности, трудолюбию, самоотверженности, смелости, боевитости хоккеиста. И в играх, и в жизни Володя — человек уравновешенный, контактный, умный. Как ни странно, но в юности у него не было заметно никаких особых данных стать мастером. Когда Бобров пригласил его в «Спартак», многие потихоньку смеялись: он же катается на прямых ногах! Но наш тренер разглядел в Шадрине, так сказать, внутренний стержень, крепкий характер, тонкое понимание игры. Благодаря именно этим достоинствам Володя постепенно вырос в классного хоккеиста, несмотря на серьезные изъяны в технике. Высокие моральные и волевые качества помогли ему заслужить звание — хотя официально такого и не существует — наиболее надежного игрока и «Спартака», и сборной СССР. В составе национальной команды Шадрин стал чемпионом и Европы, и мира, и Олимпийских игр.