Почему я не стал Харламовым

После минского турнира мои хоккейные амбиции пошли на убыль, а у Харламова сложилась славная хоккейная судьба.

С малолетства я играл с ним в одной тройке. Помню все хорошо.

Группа 48-го года рождения только комплектовалась, я поначалу занимался с ребятами на год старше: физически я был на их уровне. Валера же просто прибавил себе год. Когда тренер обнаружил обман, он мог и выгнать мальчишку, но не сделал этого. Значит, чем-то он ему приглянулся. Чем именно — трудно сказать. Может, понравилось, как катается. Может, импонировало, что отец, часто приходя на сынишку поглядеть, держался деликатно, в дела тренерские не вмешивался. Это так, догадки. И вот тренер Вячеслав Леонидович Тазов привел Валеру к нам: «Этот паренек будет с вами играть». Ну будет так будет. Как «опытный» уже хоккеист, я отнесся к событию равнодушно.

Отбирали тогда просто: рослый, хорошо катается — выйдет толк. Валера на коньках держался уверенно, но в целом особо не выделялся. Кто бы мог предположить, что он, Харламов, — будущая звезда? Думаю, никто. В том, что не затерялся он, есть заслуга армейских педагогов. Но считать, что они сразу разглядели в нем дарование, — значит выдавать желаемое за действительное, упрощать спорт, игнорируя загадочное и не такое уж редкое явление, когда вершину покоряет человек, имевший у подножия скромные надежды на всеобщее признание.

После того как Харламова, Лопина и меня свели в одно звено, мы почти не расставались. Часто бывали дома у Харламовых. Бегоня и дядя Боря, Борис Сергеевич, — добрые, искренние люди. Таким вырастили и сына, который унаследовал спортивность отца, игравшего в русский хоккей, и импульсивность матери-испанки.

Мы и досуг свой не представляли без спорта. То на стадион пойдем, обычно на «Динамо», то сами в футбол играем. Летом футбол полностью заменял хоккей. Харламов у Нила Степановича Гупшна в «Метрострое» тренировался, я — в ЦСКА. Сказал ему как-то: «Что ты за «Метро» бегаешь. Давай к нам. Вместе же будем». Привел друга, а его не взяли. До сих пор для меня это загадка. Ведь играл он здорово, особенно в мини-футбол. На большом поле тоже был хорош, но потом, пройдя атлетическую подготовку армейского хоккея, был несколько массивней, чем требует кожаный мяч.

На льду он любил шайбу отпустить в пространство между собой и защитником, с которым затевал игру в кошки-мышки. Тот азартно бросался за легкой добычей. Тонко чувствуя дистанцию, Валерий выкрадывал шайбу буквально из-под носа защитника — и был таков. Позже это назовут обводкой будущего. До Харламова классическим считался постоянный контроль шайбы — у него она бывала вроде бы и ничья.

На зеленом поле мяч у него был как приклеенный к ноге. Обводка была простая. Показал корпусом в одну сторону, а ушел в другую. Надежно прикрывал мяч. Тогда о полузащитнике Викторе Папаеве шла молва, что в проходе автобуса восьмерых может обвести. Я видел, как нечто подобное исполнял и Харламов.

Летом, спасаясь от городского пекла и шума, мы ездили на пляж в Серебряный бор. Был там футбольный пятачок размером с баскетбольную площадку с урнами вместо штанг. Регламент строгий: проиграли — ждите своей очереди, а желающих — длинный хвост. Играть там умели и сражались по-мужски. А мяч у Харламова отнять не могли.

Валерий и с баскетбольным мячом хорошо смотрелся. Хорошо потому, что мышление его было приспособлено для игр. Харламовское понимание ситуаций отличалось от канонов. С шайбой или с мячом шел он не туда, где ждали его соперники, а бросался в самую гущу, на эшелонированный участок обороны, чем вызывал смятение у противника и создавал оперативный простор для партнеров. Мог сделать все и в одиночку, от первого хода до последнего, но чаще делился с товарищами радостью проведения лихой атаки.

Харламовские импровизации — это хоккейные мелодии, которые были так любимы в его бытность и над которыми время не властно. Откуда же была у него эта способность в любой момент сотворить чудо на льду?