След
Они играли, не пуская в ход свою сверхатлетичность. Играли так, что легко проглядывались их хоккейные достоинства: футбол и хоккей имеют сходство. Играли так, будто от исхода пляжного поединка зава-село что-то важное в их жизни.
Но Харламов и здесь оставался Харламовым. Даже на фоне футбольной грамотности и азартности партнеров он выделялся обращением с мячом и той душевной щедростью, с которой расходовал себя в любом эпизоде.
Отбросив скованность перед знаменитостями и сообразив, что здесь они не так уж грозны (все-таки их стихия лед), мы стали бороться изо всех сил. Они это поняли и тоже «завелись». Играли в пас, постоянно перемещаясь и открываясь для получения мяча. В единоборства вступали без раздумий, жестко, по-мужски, но в рамках футбольных правил. Вскоре Харламов, перехитрив сразу двоих из нас, помог забить ответный мяч. И все-таки наша взяла.
Хоккеисты были огорчены, раздосадованы — как и подобает спортсменам, тем паче не Привыкшим к такому исходу. Молча покинули площадку. Заняли очередь, но прикинув, что им не успеть, пошли к своим лежакам, провожаемые почтительными взглядами.
Мы выиграли! Очень тогда гордился этим. Лишь теперь сознаю, что не в счете дело. Повезло тогда в том, что, пусть в течение десяти минут, пусть на футбольном языке, довелось пообщаться с самим Харламовым и что-то понять в нем.
Спортивные звезды, естественно, знают себе цену. И случается, в поведении подчеркивают свое привилегированное положение. Харламов же не казался, а именно был обыкновенным парнем, таким, каких большинство.
* * *
В воспоминаниях о Харламове почему-то совершенно опускалось то, каким мальчишкой, каким юношей он был. А ведь именно эти годы формируют характер, закладывается фундамент будущих свершений. Часто щедро одаренные юноши превращаются в середнячков или вообще исчезают с горизонта, а вроде бы уступавшие им сверстники штурмуют одну высоту за другой. Мне захотелось восполнить пробел, попытаться посмотреть на подводную часть «айсберга».
След детского тренера Вячеслава Леонидовича Та-зова терялся в лабиринте жизненных коллизий: сначала ушел из школы ЦСКА, потом из другого клуба... Случайно «вышел» на его приятеля, спортивного организатора, который воспринял ситуацию близко к сердцу: «Хорошее дело сделаете. Слава же скромняга, давно не у хоккейных дел. А то сколько писали о Харламове, а про Тазова почему-то забывали. Он в отпуске, на даче. Поехали туда».
Вячеслав Леонидович перекапывал дерн. Поздоровались. Помедлив, я спросил:
— Хочется узнать, каким мальчишкой Харламов был. Кому, как не вам, это знать.
— Про Валеру теперь и пишут немало, а говорят еще больше. В электричке едешь и такое иной раз про него услышишь, что диву даешься.
Что-я помню? Зима в самом разгаре была, когда он сам пришел и сказал, что 49-го года рождения. Валерка приглянулся мне катанием, лихо сверстников обводил. Отец научил с малолетства, сам-то Борис Сергеевич долго играл в русский хоккей, даже после травмы глаза.
Сезон мы закончили вровень со «Спартаком», и была назначена переигровка. Харламов практически один обыграл всех соперников, и мы, армейцы, стали первыми по Москве в этом возрасте. И тут в бочку меда попала ложка дегтя. Спустя неделю подходит ко м>не отец и, не зная куда глаза девать, сообщает: «А Валерка 48-го года».
Что тут делать? Потихоньку все утряслось: следующей зимой Валерка занимался вместе с группой 48-го года. Здесь важны мотивы, побудившие мальчишку скрыть свой возраст. Он солгал ради того, чтобы попасть в секцию прославленного клуба. Мало того, у него ведь еще и шумы в сердце врачи нашли и не выдали справки, разрешающей занятия спортом. Вот сколько препятствий возникло перед тринадцатилетним Валеркой у стартовой черты.