Бег по переписке и на всю жизнь

А мы — от сохи, нам и так можно. Бегали с заиндевевшими масками на лице — прохожих пугали. Да еще штанины у тренировочных костюмов в замерзшие трубы превращались, звенели на ходу. Чтоб хозяйство не отморозить, ваты в плавки подложишь — и вперед, самородки!

Самородками нас Вячеслав, тренер, звал. Сами мы себя по-иному величали: самовыродками или самодурками. Но нравилось, наверное, нам это. Или втянулись, не знаю как сказать. Бег как наркотик. Стоит только начать, потом не бросишь.

Чего, кажется, приятного: бегай и бегай как заведенный? И рысаками нас называли — свой же брат, легкоатлет, называл. Лошадиный вид спорта — это тоже про нас. И мать без конца спрашивала: «Сколько я на твою атлетику стирать буду?»

Дождь, грязь — нам все нипочем. Пусть хоть град с кирпичами!.. Одно название, что легкая. А напашешься так, домой приходишь — от еды воротит.

А чего ради все? Горы нам златые, что ли, кто сулил? Да ничего похожего. Талоны на питание подбрасывали по большим праздникам да изредка устраивали поездки на матчевые встречи с соседями. А так полный альтруизм при пустых карманах. ...Зима выдохлась.

Близился весенний кросс. Такие уж мы, бегуны, фенологи. Для нас времена года измеряются кроссами, первенствами, забегами. И придет ли он, тот единственный и неповторимый забег, когда пробьет твой звездный час, неизвестно. В перспективе — отсутствие всякой перспективы.

А с Седым нас секундомер рассудил. На апрельский кросс он явился — деваться ему было некуда. И бежал в сильнейшем забеге — все чин чином. Забег выиграл без напряга. И когда шел по дистанции, выбирал, где посуше, боялся измазать свои шиповочки.

Ну а мне-то терять было нечего. Бежал среди таких же середнячков, что и я. Силы мне экономить ни к чему. Сразу прикинул: если пересечь здоровенную лужу, то потом выскакиваешь на лесную опушку. По ней и чесать надо. Так и поступил. Шиповки сразу набухли, потяжелели. Ну да авось, думаю, не порвутся до финиша.

Начал я все же чересчур резво. Конечно, это был мой единственный шанс — сильный ровный темп, но все же тут я хватил через край. Бегу — в глазах темно, ухает сердце. Прямо невмоготу.

Однако, если потерпеть, потом легче будет. Так оно и вышло. На второй километровой петле я уже очухался и даже прибавил. Земля под ногами побежала веселее. Шшух! Шшух! Шшух! Я почувствовал легкость тела и ощущение полета. Меня несло в потоках воздуха.

На последнем тягуне — судьи, садисты, найдут же трассочку! — пришлось, правда, зубами поскрипеть, ну это уже семечки. Влетел я в аллейку березовую, на которой финишная прямая умещалась. Подсел немного, ноги зачугунели. Но гляжу: Романыч на пригорке с секундомером в руках мне орет:
—     Плюс четыре! Жми давай!..

Какие четыре секунды, я, честно, не сообразил. Выигрывал, что ли, у кого? Или на разряд тянул?.. Но все равно поднапрягся, выложился.

За финишем — все темно. В груди жжет и давит. Хочется свалиться на землю и лежать. Но нельзя. Потихонечку ноги переставляю, заминаюся. Тут и догоняет меня Романыч. Ну бегает, зверь! Аллейка все-таки метров триста будет.

Сует под нос секундомер:
—     Ты Седых «привез» четыре секунды с копейками.

Копейки — это у нас «разменная монета»: десятые доли секунды. На них обычно и счет идет. А тут еще четыре секунды... Многовато что-то. Аж не верится.

И солнце вдруг засветило вовсю — на волю вырвалось. Смотрю: сквозь грязный, истоптанный башмаками и кедами асфальт, поближе к обочине, пробивается зеленый росточек. На душе как-то полегчало. Вот настырный!..

Страницы: 1 2