Относительно недоступен
Удача, везение, или, как говорят спортсмены, фарт — понятия хрупкие и весьма растяжимые. Но должно же кому-то везти и по-крупному, по-настоящему? А может, доцент Московского института стали и сплавов, он же знаменитый полярный путешественник Шпаро Дмитрий Игоревич действительно родился в рубашке?
...Ставший за полторы недели воздушных мытарств чуть не родным, Ан-74 совершает заключительный перелет: почти неведомый миру поселок Чокурдах — Москва.
Выражение «как сельди в бочке» в данном случае имеет стопроцентно верный смысл. Самолет от кабины до хвоста забит замученными участниками перехода СП-26 — полюс относительной недоступности — СП-27, устало-поникшими журналистами, экспедиционными грузами и собственной аппаратурой — полеты-то испытательные. Все, кроме летчиков, уже сделали свое дело: дошли, написали, передали. И теперь спят вповалку, нога к ноге, плечо к плечу. В хвосте, устроившись на какой-то канистре, восседает Шпаро в полной походной форме. И разборчивым своим почерком покрывает и покрывает страничку за страничкой. Что пишет? О чем? Куда? К чему спешка? Позади — 700 километров пути. 38 дней перехода и неделя нервного ожидания борта на СП-27. Впереди встреча, смеем верить, торжественная, в Москве, до которой часов 12 лета в условиях деликатно названных руководителем испытаний Игорем Деомидовичем Бабенко «дискомфортными». А Шпаро все пишет и пишет, обогревая озябшие пальцы в грузовом Ане.
— Что пишешь, Дима?
Шпаро слегка отвлекается от текста.
— Просили из «Советской России» срочно подвеет», итоги экспедиции и сегодня же передать.
— Откуда передавать? — поражаюсь я.
— Сядем же где-нибудь. Дозвонюсь до Москвы. Оттуда нас вызовут...
Дивлюсь шпаровскому сверхоптимизму и тотчас, привалившись к могучей спине Васи Шишкарева, проваливаюсь в сон.
— Печора, Печора, — будит нас Володя Леденев.
Заправимся и минут через 40 вперед — до Москвы часа четыре, — радует кто-то из летчиков.
И первая со сна мысль почему-то о том, что Шпаро трудился зря. За 40 минут до столицы, пожалуй, и дозвонится. А материала, конечно, не передать.
...Всю разношерстную вереницу спутников ведут с почетом в комнату депутатов. Поят чаем, расспрашивают, задавая десятки раз слышанные за эти дни вопросы. В тепле быстро размаривает. Хорошо: до дома совсем чуть-чуть... Но надо же — подарочек! В уютную комнату врывается: «Шереметьево не принимает — ждать пару часов, не меньше». Шпаро дозванивается, дожидается вызова и спокойно, не торопясь, диктует. Завтра утром прочитаем материал в газете.
Баловень судьбы? Человек, покоривший в 1979 году на лыжах Северный полюс и прошедший в 86-м в кромешной тьме полярной ночи и в пятидесятиградусные морозы. До полюса относительной недоступности. Ученый. Автор множества книг, естественно, о Севере, и сотен статей о нем же. Кавалер ордена Ленина и лауреат премии Ленинского комсомола. Заслуженный мастер спорта и почетный полярник... Закрываю список, хотя мог бы его легко продолжить.
Итак, безоблачная жизнь в свете юпитеров телевизионного «Клуба путешественников» под аплодисменты поклонников и под одобрительные кивки самодовольного ведущего? Если бы... Жизнь не уставая подбрасывает нам вечные загадки. Так было и с экспедицией Шпаро, полтора десятка лет работающей при газете «Комсомольская правда». В 1979 году ребята первыми дошли на лыжах до Северного полюса. Но получилось, что стой поры громких походов совершить никак не удавалось. Слава, ордена, почет — и почти сразу же — известность. Дело не в тщеславии. Угнетало иное: планы, мечты, дело и увлечение как бы застыли, заледенели, это был странный этап в жизни экспедиции.
Вдруг возобладала точка зрения людей, которых я условно окрестил «нукчемистами». Думаю, не обошлось без встреч с ними и у вас, читатель. Одно время они было сделались крайне активными в своей безактивиости. Впрочем, «нукчемисты» ведут свой древний и бесполезный род со времен незапамятных.