«Профи» и Диоген

2:4. «Профессионалы» чувствуют себя облапошенными: будто бы мы хитрили, до поры прикидывались пиджачками, скрывали свою силу. Они бегают по полю без былой прыти, Десятка понукает их, но и сам он теперь похож на плохо накачанный мяч. Правда, через некоторое время они забивают нам гол, но и мы не остаемся в долгу: окончательно расхрабрившись, я ударил издалека, из-за центра поля, и мяч, пролетев по нужной дуге, опустился в воротах «профи». Счет стал 3:5. Наши соперники всем своим видом показывают пренебрежение к игре, хотят свернуть ее, оставив за собой победный счет. Мы желаем играть до последнего — до последнего луча солнца, до последнего вздоха. Вокруг площадки собралось довольно много зрителей, некоторые из них разгорячились близ игры, сами не прочь выйти на поле. Десятка останавливается, позволяет вступить в игру четверым — по два за каждую команду. На поле становится тесно, каждому игроку приходится слишком долго дожидаться желанной возможности прикоснуться к мячу. А для нас пятерых игра потеряла смысл, наше первоначальное соперничество с «профи» теперь как-то растворилось в массе новых игроков. Нам важно было биться с ними, с Десяткой и с тремя его сподвижниками. А теперь в их команде два футболиста совсем иного толка: улыбчивые и не очень умелые. Объегорил нас все-таки Десятка, спрятался за спинами простачков. Теперь, если мы даже выиграем, это не будет победой над «профи», над теми, у кого мы так страстно хотели выиграть.

Скоро Десятка начинает хромать и уходит с поля.

Я порядком устал за эти два часа. Гляжу на часы: какие там два часа — играли всего сорок пять минут. Ровно один футбольный тайм. Хватит, пора уступить место другим соискателям футбольной славы. Один из них, распознав мои намерения (наверное, телепат), тычет пальцем в грудь: хочет выйти мне на замену...

Сижу на скамеечке, ноги гудят, пот пощипывает шею. Джинсы пропитаны травяным соком. Голова чуть кружится. Полная иллюзия легкого опьянения. Ветер пробегает по лицу, касается губ, почему-то оставляя на них привкус мяты. Боже, как удивительна может быть жизнь, сколько же таит она в себе радостей. Вполне можно обойтись без всемирной славы.
—     Зря ты сделал замену, — говорит сын. — Теперь дяде Гене меньше пасуют.
—     Какому дяде Гене?
—     Тому, с бородой. Ты ему кричал: «Дядя Гена, бей».
—     Не «дядя Гена», а «Диоген».

Я жду, что сын сейчас спросит, кто же такой Диоген, готовлюсь занимательно рассказать про самого бескорыстного философа. Но сын не спрашивает про Диогена. Вполне возможно, что посчитал это слово фамилией бородача. А впрочем, мысли сына уже далеко от игры, он наблюдает за воздушным змеем, парящим над краем леса.
—     Видел, какой я гол забил? — напрашиваюсь на похвалу.
—     Да, Прямо в «девятку».