Музы приходят на игры

Опасения Кубертена подтвердились полностью. Игры фактически стали частью увеселительной программы выставки. Царила полная неразбериха.

Кончилось все это тем, что Пьера отстранили от руководства Играми. Бразды правления взял в свои руки Даниэль Мериллен, который быстро нашел общий язык с устроителями выставки. Коммерция восторжествовала.

По этому поводу Кубертен написал членам Международного олимпийского комитета: «Наша задача состоит в том, чтобы бороться за чистоту спорта и быть непреклонными в убеждении — никакого альянса олимпиад и ярмарок, как бы последние ни назывались».

Прошло четыре года. Олимпиада отправилась за океан.

Решение провести игры в Новом Свете было хотя и рискованно, но до какой-то степени оправданно. Во-первых, Международный олимпийский комитет расширял свое влияние. Во-вторых, по многим соображениям было желательно поощрить спортивные организации Соединенных Штатов Америки за их деятельное, активное участие в I Олимпиаде в Афинах.

Друзья предупреждали Кубертена, что многим странам будет не по карману послать своих представителей за океан. Но президент комитета был непреклонен:
— Кто и когда сказал, что олимпийские игры будут привилегией Европы? Разве не тщим мы себя надеждой, что соревнования под нашей эгидой состоятся и в Азии, и в Африке, и даже в бесконечно далекой Австралии. Ведь мы — Международный олимпийский комитет. Не французский и не греческий, а международный! Чикаго, этот крупнейший промышленный и культурный центр Америки, пригласил Олимпиаду, и эту просьбу нужно выполнить.

Кубертен был искренне воодушевлен идеей проведения Игр в США. Но неожиданно опять в дело вмешалась Всемирная выставка, и Чикаго «бескорыстно» уступил Олимпиаду Сент-Луису.

Все в свои руки опять взяли финансисты. Как и на выставке в Париже, ни коммерсанты, ни туристы почти не проявили никакого интереса к Олимпиаде.

Кубертен глубоко переживал еще одну неудачу своего детища. Членам Международного олимпийского комитета он снова написал: «Следует воздержаться от того, чтобы привязывать игры к подобным большим ярмаркам, во время которых улетучивается философская ценность игр и теряется их воспитательное значение».

И вот в Париже зимой 1906 года перед Кубертеном опять встал вопрос о выставке.

Теперь этот вопрос ставили друзья, единомышленники, соратники.

Как-то зашел журналист Франц Рейше. Пьер не только высоко ценил талант этого человека, он попросту любил его за неиссякаемую энергию и преданность общему делу. Они работали вместе начиная с памятного конгресса в Сорбонне. Рейше был избран в коллегию конгресса и немало сделал для пропаганды игр. Отдавая дань его усилиям, Кубертен тогда сказал в заключительном слове: «Большую помощь оказала нам пресса, которая поняла нас и поддержала. За это я ее сердечно благодарю».

Франц опять взялся за свое. Пора-де забыть девятисотый год и девятьсот четвертый, пора перестать оглядываться назад. Нечего хвататься за сердце при слове «выставка», а нужно выполнять предписания Хартии.

Кубертен было сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Но Рейше было трудно провести. Он тут же попросил Пьера взять документ и, отыскав нужное место, обратился к нему со словами:
— Предлагаю вашему вниманию, мэтр, пункт тридцать первый. Он гласит: «С одобрения МОКа организационный комитет организует выставку изящных искусств...» Вы слышите, мэтр, выставку. Ни больше ни меньше. Выставку в программе олимпиады. Цитирую дальше: «Эта часть программы олимпийских игр должна проводиться на таком же высоком уровне, как и спортивные соревнования, и должна проходить одновременно с последними в том же месте». Ну, что вы на это скажете, многоуважаемый президент?

Президент молчал. Он знал, что Франц завел этот разговор не случайно. Об этом же заговаривали с ним и писатель Жан Ришнэн, и артист Жак Бордо, и историк Мишель Бреаль.

Кубертен понимал, что отмалчиваться больше нельзя.

Но выставка... Одно это слово повергало его в уныние. В негодование. Однако нужно было решать.

И Пьер принялся за дело. Прежде всего он попросил Мишеля Бреаля и Жана Ришнэна подготовить и сделать для узкого круга аргументированный обзор о месте конкурсов искусств в программах греческих олимпиад.

Собраться решили на даче у Кубертена. Приехали писатели, художники, близкие друзья Пьера. Жак Бордо привез директора «Комеди Франсез» Жюля Кларети.

Какой это был изумительный день! Казалось, что зима где-то далеко-далеко. Машина времени дала задний ход и унесла их в благословенную Олимпию.

Мишель Бреаль был в ударе. Он говорил об играх, отдаленных столетиями, так, как будто только что побывал на них. Он живописал великое творение Фидия — огромную статую Зевса, которая была сделана из драгоценных пород дерева, слоновой кости, золота и украшена драгоценными камнями.

Страницы: 1 2 3 4 5 6