Незавершенная симфония
Окончив чтение, Кубертен долго сидел неподвижно, в глубоком раздумье.
26-й параграф вызывает ожесточенные споры. Почему? — спрашивает себя Пьер. И отвечает: потому, что быстротекущее время полно очевидных перемен. Жизнь течет, жизнь изменяется, а параграф замер в строгой неподвижности. Правильно ли считать, что он универсален? Пригоден во все времена? Нет. Неправильно.
Ведь не мог же он, в конце концов, предусмотреть все. Для него 20-й параграф был отправной точкой в поисках решения этой проблемы. Был стартом, но не финишем. Теперь его канонизировали, хотя и считают несовершенным.
Конечно, какое уж тут совершенство. После Амстердамской олимпиады ему привели два примера. Это было два залпа из осадной артиллерии по крепости, которую, как все считали, он оборонял. У Пьера тогда спросили: кто, по его мнению, лорд Бергли, победитель в беге на четыреста метров с препятствиями, любитель или профессионал? Ведь лорду не было нужды прерывать работу, чтобы поехать на Игры, лорд нигде и никогда не работал. Обеспеченная молодость досталась ему в наследство от родителей. А греческий король, демонстрировавший искусство управления яхтой? Он что, тоже любитель?
Противоречия были налицо.
Всегда после долгих раздумий и споров с самим собой Пьер испытывал острую необходимость поделиться с кем-нибудь своими мыслями. На этот раз собеседником оказался единомышленник Кубертена — ректор Лозаннского университета. Ученый был в курсе дела, поэтому Кубертен не стал излагать существо проблемы, а сразу заговорил о том, как ему виделось ее решение.
— Споры о любительстве и профессионализме, дорогой профессор, были и будут продолжаться долго. Время способствует изменению наших взглядов на вещи. Мы предложили законы. Время требует поправок. Сегодня спорт не тот, что был в девяносто шестом году, и не тот, что был в девятисотом. А в пятидесятом уже будет непохожим на тот, который мы видим с вами сегодня. Новая Россия уже убеждает нас в этом. Сведения скупы, но и по ним можно судить, что в самое трудное время спорт, а тем более физическую культуру, там стали рассматривать как дело государственное. Там заботятся о здоровье народа. Государство выделяет на это средства. Это очень важный момент. И еще. Давайте пофантазируем, профессор. Наука и техника набирают стремительный темп. Наука вторгается во все области жизни, в том числе и в спорт. Я верю, что в будущем высшие достижения будут возможны при меньшей затрате физических сил. Медицина, педагогика, психология придут на службу спорту.
Олимпиады вырвутся за пределы Европы и Америки. Они будут проводиться в Азии, Африке, Австралии. Спортсменам придется больше ездить, больше тренироваться. Но это не снимет с них обязанности учиться, работать, кормить семью.
Нет, 26-й параграф Хартии не предусматривает все эти изменения. Он трещит по швам. А раз так, его нужно конкретизировать, приспособить к требованиям сегодняшнего дня. Вы согласны со мной? Пришло время наполнять старые амфоры новым вином,— закончил Кубертен.
Занятый повседневными делами олимпийского движения, Пьер не прекращал и своей просветительской деятельности. Он не отказывал газетам и журналам, которые непрестанно просили его высказаться по тем или иным олимпийским проблемам, часто выступал с лекциями, которые собирали многочисленную аудиторию.
В Лозанне он прочел лекцию «Что мы теперь можем спросить со спорта?». Собравшиеся с интересом слушали рассказ об истории спорта, возникновении, расцвете и закате античных олимпиад, об огромных возможностях физической культуры и спорта в формировании личности молодого человека.
Пьер говорил о том, что на протяжении своей многовековой истории спорт не раз переживал тяжелые времена. Атлетов то возносили на пьедестал, увенчивали лавровыми венками, то жестоко преследовали. Одни правители возводили стадионы, другие разрушали их. Смертельный удар нанесло традиции древних эллинов — олимпизму — христианство. Церковь нападала на физическую культуру как на источник «упоенности жизнью», которую священное писание предало анафеме.
В средние века церковь, пытаясь взять под контроль рыцарство, вынуждена была на время ослабить жестокость по отношению к спорту и даже смириться с турнирами. Но как только церковь отделилась от рыцарства, она вернулась к своему недоверию к физической культуре, в которой она, оказывается, разглядела опасного предвестника свободомыслия.
Однажды в «Мон репо» пожаловал неожиданный гость. Пьеру сказали, что его хочет видеть человек в кардинальском одеянии.
— Присаживайтесь, кардинал,— любезно предложил Пьер, указывая на кресло. — Что привело святого отца ко мне?
Кардинал молча осматривал кабинет, перебирая четки.
Позже Кубертен рассказывал друзьям об этом необычном визите:
— Я терпеливо ждал начала разговора, честно говоря не предполагая даже, о чем может быть речь. Что у нас общего с церковью? Ничего. Оказалось, что дело в моей лекции. Кардинал прямо сказал мне, что я непочтительно говорил о церкви, исказил историю и вообще позволяю себе слишком вольно обращаться с религиозными чувствами своих слушателей.