Плечи Атланта
Но на всех этих аудиенциях, приемах, банкетах знать усиленно подчеркивала титул Кубертена. Его происхождение выдвигали на первый план, стремясь этим подчеркнуть и свою классовую причастность к идее, покорившей мир.
Барон… Сын своего класса... И вдруг слова:
«Распространение спорта среди рабочих, бесспорно, является для олимпизма гарантией его дальнейшего существования», «Общество, состоящее из кучки миллиардеров и огромной массы создающих ценности рабочих, является самым ничтожным, самым низким из всех, которые вообще могут быть».
Организаторы банкетов насторожились. Это был другой, не их Кубертен. Не Кубертен-романтик и философ, а Кубертен-политик. Такой Кубертен не был угоден хозяевам Храма, Мысли такого Кубертена предпочитали не пропагандировать.
Не случайно, что некоторые историографы Кубертена обходят молчанием его политические симпатии, а иные издатели на Западе опускают не только целые абзацы, но и целые страницы из его трудов.
Пьер еще в 1925 году говорил о том, что многие буржуазные деятели и послушные им журналисты враждебно относились к его идее распространения спорта среди широких народных масс: «В течение тридцати трех лет я боролся за дело спорта. Я искал поддержку, завязывал дружбу. Я сталкивался с враждебным сопротивлением. Мне пришлось бороться и против ненависти».
Причиной этого враждебного сопротивления и ненависти была убежденность Пьера в том, что спорт необходимо соединить с социальным движением. «Именно в массах, — утверждал он,— в гуще народа мы сможем черпать спортивные резервы».
Закончив статью «Откройте врата Храма», Пьер позвонил своему другу Францу Рейше. Горячий поборник идей Кубертена, активный участник учредительного конгресса, Рейше стал заметной фигурой в международном олимпийском движении. Уже во время конгресса в Сорбонне Франц не только энергично поддерживал задуманное Пьером дело, не только страстно агитировал за него в печати, но и смело высказывался по спорным вопросам, обнаруживая незаурядную эрудицию и умение постоять за собственную точку зрения. Пьер считал его своим другом и числил в списке немногих, на кого можно было положиться.
Франц приехал немедленно. Не дожидаясь приглашения, взял сложенные на столе листы бумаги и, не обращая внимания на Пьера, начавшего выхаживать из угла в угол кабинета, углубился в чтение.
Читал Франц внимательно. Иногда поверх очков поглядывал на хозяина дома и покачивал головой.
— Вы убеждены в этом, Пьер? — закончив читать статью, спросил Рейше.
— Безусловно,— ответил Кубертен.
— Тогда зачем же мой совет? Вашей подписи достаточно.
— Да разве в моей подписи дело! Если эти мои мысли не совпадут хотя в какой-то мере с вашими, с мыслями наших друзей, давайте уничтожим статью. Давайте промолчим. Пусть врата Храма будут навсегда закрыты. Вы думаете, что к этим умозаключениям я пришел вчера, или позавчера, или год назад? Нет. Не год, а годы. Еще в Олимпии, когда я рассматривал развалины храмов, гимназий и стадионов, я думал не только о тех, кто на этих стадионах выступал, но прежде всего о тех, кто эти стадионы строил. О тех, кто ворочал гигантские гранитные глыбы, подгоняя их одну к другой, о тех, кто воздвигал колонны. О тех, кто сооружал и не имел права выступать на них по неумолимым законам того времени.
Сегодня, когда я размышляю о судьбах человечества, я все чаще думаю о его большей части — людях труда. Сегодня спорт поднят на достаточную высоту. Я горжусь этим. Но меня тревожит, кто удержит его на этой высоте. Думаете, отпрыски имущих семей, для которых за редким исключением спорт — забава, дань моде? Нет. Человек труда, рабочий представляется мне тем не мифическим, а реальным Атлантом, на плечи которого должна лечь, да и легла, непомерная тяжесть сооруженного нами здания — мирового олимпизма. Это не литературное сравнение. Это реальная жизнь. Могучие, мускулистые Атланты в рабочих спецовках держат на плечах нашу постройку. Это я понял давно.
Я еще напишу как-нибудь гимн Атланту с мозолистыми руками. В своем завещании я скажу моим преемникам, на кого им надо ориентироваться, чтобы не рухнуло то, что мы воздвигли.
Если тщательно изучить все написанное Кубертеном, задавшись целью прояснить его симпатии, то станет ясно, что основные положения статьи «Откройте врата Храма» так или иначе стали складываться еще в начале избранного им пути.
Конечно, Кубертен идеализировал спорт, преувеличивал его могущество, переоценивал его влияние на политику. Выступая в феврале 1918 года в Лозанне, он с глубокой верой в правоту своих слов убеждал слушателей в том, что на пепелище мировой войны можно построить Город Будущего (публикуя эту свою речь, Пьер указал типографии, чтобы Город Будущего был набран с прописных букв), положив в его основу принципы отношений, существующих в честном, бескорыстном спорте. Он силился перенести законы спортивного любительства в политику и дипломатию.