Русская глава
Но съедутся ли приглашенные? В начале весны это еще было сомнительно. Мы, в Париже, временами почти теряли надежду. Успех пришел в последний момент — прибыли делегаты из Англии, Америки, Бельгии, Италии, Испании, Швеции, России...
Пьер Кубертен
Безмолвные фотографии часто бывают задушевными собеседниками, беспристрастными свидетелями, бескорыстными проводниками по давно забытым дорогам в прошлое. В архиве Международного олимпийского комитета в швейцарском городе Лозанне сберегаются для любознательных потомков бесценные реликвии, свидетельствующие о возрождении, становлении, возмужании и триумфальном шествии по планете пробужденного от векового сна олимпизма.
...Обычный, ничем не примечательный на первый взгляд групповой снимок, сделанный восемьдесят лет назад, в 1896 году. Году 1 Олимпиады. На обороте фотографии выцветшими от времени чернилами по-французски написано: «Члены-учредители Международного олимпийского комитета на I Олимпийских играх в Афинах в апреле 1896 года».
Фотография рассказывает.
Крайний слева у стола Пьер Кубертен. Молодой, черноволосый, почти юноша. В тонких, артистичных пальцах, привыкших к смычку и кисти,— перо. Он только что расписался на титульном листе еще пахнувшей типографской краской программы I Олимпиады.
Рядом с ним, в центре снимка, первый президент Международного олимпийского комитета грек Деметриус Викелас. Он преисполнен достоинства. Смотрит прямо в объектив.
Третий за столом — русский генерал Алексей Дмитриевич Бутовский. Тот самый, кого в числе других привлек Кубертен к работе по организации Международного учредительного олимпийского конгресса. Генерал в безукоризненном черном костюме. Волевое, сосредоточенное лицо. Большая голова, обрамленная прядями поседевших волос.
Позади сидящих за столом немец В. Гебхард, представитель Чехии Т. Гут-Ярковский, венгр Ф. Кемени и швед генерал В. Балк.
Еще будучи студентом Сорбонны и только начиная раздумывать о возрождении забытой всеми традиции, Пьер Кубертен не случайно старательно штудировал историю славян. Он уже тогда, по всей вероятности, понимал, что без участия России такое дело, как возрождение олимпийских игр, трудно сдвинуть с места.
Вербуя сторонников своей идеи, Кубертен много ездил и много выступал. На одной из лекций в Афинах еще за два-три года до учредительного конгресса, говоря о распространении спорта в мире, он отметил, что спорт уже водрузил свое знамя в Италии, Южной Америке, Испании и даже далекой России.
В статье «Олимпийские игры 1896 года» Кубертен снова возвращается к роли России в борьбе за возобновление игр. В этой статье Пьер не касается технических результатов I Олимпиады. Он выступает больше как историк, чем спортивный руководитель. Сопоставляет и анализирует факты, обнажает противоречия, пишет о трудностях и путях их преодоления. Здесь, может быть, четче, чем в каких-либо других свидетельствах, принадлежащих его перу, оценивается роль России как в поддержке его идеи, так и, как мы выражаемся сегодня, в «вопросах организационных». Он отмечает роль русских, и в частности А. Бутовского, в подготовке Парижского учредительного конгресса и в работе первого всемирного форума олимпийцев.
А. Бутовский приехал в Париж ранней весной 1894 года. В Петербурге в это время еще хрустел под ногами снег. Столбы сиреневого дыма из бесчисленных труб в безветрие поднимались чуть ли не до сверкающего шпиля Адмиралтейства.
А в Париже было тепло. На бульварах продавали хрупкие фиалки. В Венсенском лесу уже можно было погулять по молодой, упругой зеленой траве. На тротуарах появились первые столики, вынесенные из кафе и ресторанов на свежий воздух. У гостиницы, где остановился Бутовский, в полдень собирал женщин и ребятишек шарманщик. Старик не спеша крутил ручку, извлекая из отполированного временем ящика незамысловатые мелодии. Попугай, нахохлившись, сидел на жердочке, ожидая желающих узнать свою судьбу по карточкам, сложенным в коробку перед насестом многомудрой птицы.
Как все это было не похоже на Петербург! Даже воздух был здесь другой. Дышалось легче и думалось раскованнее.
Кубертен встретил гостя из России радушно. Пока нащупывали нить разговора, Пьер завел речь о давних, традиционных связях между Францией и Россией. Упомянув о своих студенческих годах, сказал, что увлекался историей славянских народов. И, демонстрируя эрудицию, с улыбкой подчеркнул, что с особым интересом изучал время, когда королевой Франции была сосватанная в Киеве Анна Ярославна. Бутовский ответил, что это было так давно, когда и Сена, по набережной которой он вчера гулял, называлась еще не Сеной, а Секваной. Кубертен удивленно вскинул брови. Он сам-то давным-давно забыл это древнее название. А вот русский помнил.
Постепенно разговор вошел в нужное русло.
Пьер начал издалека. Он рассказывал о том, как и почему пришел к убеждению оживить погребенную под пластами веков традицию древних эллинов. Как он углубился в изучение истории и как еще и еще раз убедился в мудрости старого изречения: история — учительница жизни.