Рим — открытый город

Мне повезло, я видел старт и финиш олимпийского года: зимой был в калифорнийской долине Скво-Вэлли, летом — в Риме.

Задолго до открытия Зимних олимпийских игр я и мои товарищи по поездке—спортивные журналисты — получили письма, в которых нас в самых изысканных выражениях приглашали на Белую олимпиаду. Начиналось приглашение словом «мистер».

Почувствовав себя на время «мистерами», мы развеселились и в таком настроении ступили на американскую землю, точнее — на асфальт нью-йоркского аэропорта, рассчитывая на самый радушный прием. Казалось, к такой встрече обязывали не только любезные приглашения, но и тот простой факт, что люди совершили прыжок через океан. Первый человек, встретивший нас в Соединенных Штатах, внешне никак не был похож ни на полицейского, ни на чиновника. Он был без пиджака, в рубахе с расстегнутым воротом, жевал резинку, и только знак «Инспектор иммиграции» характеризовал его как представителя официальных властей.

Внешность бывает обманчивой — рубаха парень оказался ревностным служакой. Он очень внимательно изучал наши паспорта и лица, сравнивал, совпадает ли фотография с оригиналом, потом искал наши фамилии в особой, довольно толстой книжке, которая, как можно было предположить, не является списком благожелательных для Соединенных Штатов Америки лиц. Затем начался дотошный таможенный осмотр. Мне приходилось бывать во многих странах, но нигде я не встречал такого подозрительного любопытства к содержимому моего чемодана, как здесь.

У выдающегося американского артиста Бестера Китона, который всегда играл смешное со спокойным, невозмутимым лицом, была кинокартина под названием «Наше гостеприимство». Я не раз вспоминал это полное язвительной иронии название, находясь в Америке. В Нью-Йорке нам захотелось погулять по знаменитому Бруклинскому мосту, воспетому еще Владимиром Маяковским. Нельзя: район Бруклина закрыт для советских людей. В Лос-Анжелесе мы, естественно, заинтересовались знаменитым Диснейлендом, грандиозным парком, который сейчас является едва ли не главной достопримечательностью Америки. Но эта сказочная страна была для нас недоступна. Мы встретились с самим Уолтом Диснеем в Скво-Вэлли; он оказался весьма общительным человеком, беседа с ним была содержательной и продолжительной; он горько улыбнулся и недоуменно развел руками, когда узнал, что нас остановили у входа в его волшебное царство. Мы любовались из окон самолета панорамой залитого огнями Сан-Франциско, здесь у нас была посадка, но погулять по городу, по рассказам самому красивому в США, нам также не удалось: нельзя! Эта осторожность и подозрительность официальных лиц казались тем более странными, что простые американцы повсюду оказывались людьми удивительно общительными, а гости из Советского Союза вызывали у них особое внимание и приветливость. Американцы смущались таким поведением властей, а некоторые даже не смущались, а открыто возмущались!

Все это невольно вспомнилось при поездке в Италию. Если в Соединенных Штатах всплыло в памяти насмешливое название «Наше гостеприимство», то в Италии сразу же возникло в памяти название другой кинокартины «Рим — открытый город». Не надо идеализировать итальянские власти, но в дни Олимпиады не только Рим, а вся страна оказалась гостеприимно открытой для любителей спорта. Это почувствовалось сразу, еще на границе. От Вены до Рима мы ехали поездом. Ранним утром на границе Австрии и Италии в наш вагон вошли пограничники. Внешность пограничника, подошедшего к нам, не сулила ничего хорошего. Форма его ослепляла и даже подавляла. Он допустил, правда, некоторое нарушение устава: даже ранним утром было жарко, и пограничник расстегнул ворот мундира. Но от этой вольности нам не стало легче: на шее у него была видна цепочка от креста. Представитель властей да еще вероятно ревностный поклонник Ватикана! Усталые от бессонной ночи (места были сидячими), мы уже приготовились к длительным таможенным процедурам.