Перед стартом

23 августа 1960 года. Самолет, упруго подпрыгивая, катится по бетонной дорожке римского аэродрома. Наконец стихает надоевший за пять часов перелета шум. Распахиваются дверцы. Щурясь от яркого света, спускаемся по трапу. Почти мгновенно нас охватывает горячий, сухой воздух. Нещадно палит щедрое южное солнце — ни облачка, ни ветерка! Такой и останется, наверное, в памяти Италия.

Автобусы везут нас по залитому солнцем городу. Это же Рим! Вечный город, с которым все мы начали знакомство еще в младших классах. Тот самый Рим, из-за которого 13 лет назад я однажды получил двойку, решив, что сегодня меня учитель истории не вызовет к доске. Так вот ты какой, Рим! Древние развалины дворцов. Растрескавшийся, выщербленный временем и непогодой мрамор одиноких колонн. Улицы города забиты машинами и людьми. Огромные щиты реклам, пестрые афиши, нарядные витрины магазинов. И повсюду — олимпийская эмблема — пять переплетенных колец и изображение волчицы с вопросительно повернутой головой и двумя маленькими детскими фигурками, жадно прильнувшими к ее соскам.

Вот и олимпийская деревня с домами на бетонных столбах и спасительной тенью под ними. Здесь живут молодые люди со всех концов земли. Здесь царствует смех, шутки, ну и конечно же обмен значками. Его по праву можно считать двадцать вторым видом спорта в программе игр. Во всяком случае, здесь были и свои победители и свои рекорды...

Мне выпала большая честь на открытии Олимпийских игр — нести красное советское знамя. Путь спортивных делегаций, направляющихся на стадион «Форо Италико», пролегал по живому коридору людей. Мне, идущему впереди советской делегации, особенно заметны были радостные улыбки итальянцев. Вокруг раздавались голоса: «Руссо! Руссо!», «Браво, совьетика!»

Навсегда останется в моей памяти стройная фигура юноши-бегуна с горящим факелом и тысячи голубей в небе.

«Знаменосцы, вперед!»—разносится по радио команда, и 85 знаменосцев сходятся полукругом у трибуны, с которой ветеран итальянского спорта Консолини громовым голосом читает олимпийскую клятву.

И вот уже стал историей день открытия Олимпиады, началась борьба велогонщиков, фехтовальщиков, боксеров, пловцов, а штангистам надо было еще долго оставаться «в резерве». Лишь 7 сентября выйдут на помост атлеты легчайшего веса. Мы же, тяжеловесы, вступим в борьбу 10 сентября.

Тянулись дни, жаркие и знойные, вечера прохладные и черные, с неумолчным пением цикад. Одна за другой гремят над Римом наши победы: Капитонов, Шавлакадзе, Руденков... Мы тренируемся. А потом начался триумфальный путь советских штангистов: Евгения Минаева, Виктора Бушуева, Александра Курынова. Получил вторую олимпийскую медаль Аркадий Воробьев и серебряную Трофим Ломакин. Блистательные победы! Мы гордились ими, а я все еще готовился к соревнованиям. Вечный мой спортивный спутник — ожидание...

И вот, наконец, пришла последняя ночь перед выходом на помост. Пестрая ткань каких-то беспорядочных ночных видений, туманом окутавшая мой дремлющий мозг, внезапно разрывается, и я вижу помост в Палаццето делло спорт. Ведь сегодня, уже сегодня вечером я выйду на помост, и сразу же, как только эта мысль доходит до сознания, сон испаряется. Открываю глаза. В комнате — полумрак. Сквозь неплотно закрытые жалюзи бьют тонкие острые лучи света. Часы показывают около пяти. Совсем рано, но спать больше не хочется. Тяну шнур. Жалюзи со скрипом ползут вверх. За окном — голубое небо с ярким солнцем. По шоссе, опоясывающему олимпийскую деревню, изредка, нарушая утреннюю тишину, проносятся автомашины. Сколько еще вот таких испытаний ждет меня впереди.

День тянулся необыкновенно долго, и, что бы я ни делал, мысли мои оказывались всегда в одном и том же месте— на помосте. И вот я, в какой уже раз, строю различные варианты предстоящей борьбы, взвешиваю и прикидываю возможности своих противников. В голову лезет и всякая чепуха, вспоминаются неудачи, и сразу же следует неизбежный тревожный вопрос: «А вдруг?!»

Как нужны мне в эти трудные предстартовые минуты поддержка и внимание товарищей. И сегодня с признательностью вспоминаю я заботу моего хорошего товарища, замечательного советского спортсмена, Рудольфа Плюкфельдера, который провел вместе со мной весь этот бесконечный день и оставшиеся до взвешивания несколько самых горячих часов.

Для меня сбор спортивной амуниции — почти священный ритуал. Он всегда связан с воспоминаниями и надеждами на будущее. За этими привычными вещами, разбросанными сейчас передо мной, длинной вереницей дней встают бесконечные тренировки. Они стерлись в моей памяти и кажутся мне одним долгим, долгим днем. На дно чемодана ложится синий костюм, за ним — красное трико с гербом СССР. Это еще совсем новые вещи, накануне полученные. А вот и старые ботинки, взятые вместе с новыми так, на всякий случай. Сколько они повидали на своем коротком веку: Ленинград, Варшава, Москва, опять Ленинград, Милан, Генуя, Рига, теперь Рим. От времени и пота, обильно пропитавшего ботинки, от больших и неоднократных усилий они местами полопались. Широкий штангистский ремень. Сотни тренировок я ощущал его крепкие объятия на своем теле. Он весь почернел, местами покоробился. Всегда приятно видеть этих старых, добрых и верных друзей.

Все готово. По русскому обычаю садимся. Я — напротив Сурена Петровича Богдасарова. Молчим несколько мгновений, каждый думая о своем. Пора! К концу игр олимпийская деревня заметно обезлюдела. Опустели прежде оживленные места встреч, концертные площадки, бар. На фоне вечернего неба четко вырисовываются контуры дворца — Палаццето делло спорт. Его рубчатая крыша напоминает опрокинутую детскую песочницу. Идет процедура взвешивания. Стоя на весах, заглядываю через плечо судьи в протокол. Количество заявленных участников — 19! Это не так уж много, но и не мало. Во всяком случае, соревнования определенно затянутся далеко за полночь. Читаю: Бредфорд, собственный вес — 133 килограмма, Шеманский — 112 килограммов. А мой? Стрелка весов показывает 123 килограмма.