Барк «Лауристон» идет в Таллин
Посетителей долго ждать не пришлось. Один за другим к трапу подходили катера с представителями властей. Чиновники и полицейские придирчиво, по нескольку раз проверяли судовые документы. Немало задавалось вопросов, к делу не относящихся. Например, все ли в команде коммунисты и переодетые комиссары, правда ли, что в России все женщины национализированы. Чистота и порядок на судне, вежливость и опрятность команды вызывали у посетителей удивление: казалось, что ожидали увидеть полный развал и всяческие ужасы. Позже мы убедились, что белоэстонская и белогвардейская эмигрантская пресса не жалела черной краски, рассказывая своим читателям о Советской России.
Через день мы получили разрешение стать у стенки Купеческой гавани. Чуть ли не час вращали шпиль матросы, налегая на вымбовки. Наконец показался якорь. На его лапах лежал толстый канат, который он зацепил на грунте. Старпом Спрогис приказал мне взять топор, спуститься на якорь и обрубить канат. Я спускался точно по трапу, ставя ногу на контрфорсы громадных звеньев якорь-цепи. Спустился быстро и стал рубить канат. Он был уже почти разрублен, как вдруг раздался грохот, и я вместе с якорем полетел вниз, в воду и ушел на глубину. Уж не знаю как, вероятно, инстинктивно оттолкнулся от якоря и всплыл на поверхность. К счастью, якорь-цепь пролетела на дно в стороне, не задела...
Поплавав минуту-другую и придя в себя, я по звеньям якорь-цепи поднялся на палубу. Здесь капитан уже бурно разносил боцмана. Оказывается, тот решил немного потравить якорь, чтобы облегчить мне работу. Но матросов на вымбовки не поставил, и шпиль, после того как откинули стопора, как говорят, «пошел»... Попало и мне...
— А помощнику стыдно должно быть! Разве можно при работе за бортом не обвязываться страховочным концом?!
Капитан был прав, я проявил самую настоящую морскую безграмотность, за которую чуть не поплатился жизнью. Еще один наглядный урок, запомнившийся навсегда...
Буксиры втянули «Лауристон» в Купеческую гавань. На стенке за нашей швартовкой внимательно наблюдали любопытные горожане, но было немало и мужчин, штатская одежда которых не могла скрыть военной выправки.
— Смотри, Пантелеев, беляки. Наверняка офицерье из армии Юденича,— сказал стоявший рядом со мной на мостике один из членов нашей команды, коммунист,
— Да, смотреть надо в оба, могут провокацию устроить,— согласился я.
Мы выставили у сходни вахтенных, дежурный по судну вместе с дежурным боцманом следили, чтобы посетители не спускались с верхней палубы, не слонялись без дела по судну.
Началась разгрузка доставленных на барке рельсов. Как только в трюмах освободилось место, начали грузить мешки с мукой, которые предстояло перевезти в Петроград. Целые дни я проводил в трюме или на верхней палубе — руководил погрузкой. Работа шла медленно, так как эстонцы только подвозили мешки к борту, а все остальное делали мы сами. К моему удивлению, это нисколько не беспокоило капитана. Андерсон часто сходил на берег вместе с секретарем партячейки. Возвращались они поздно и еще долго о чем-то беседовали в каюте капитана.
По вечерам, после окончания работ, команду увольняли на берег. Надо сказать, что за время пребывания в Таллине у нас не было никаких происшествий — команда вела себя образцово. Матросов с «Лауристона» можно было встретить в музеях и парках, на танцах, в магазинах, но в кабаки они не заходили.
Эмигранты пытались соблазнить некоторых дармовой выпивкой, «прелестями» публичных домов, порнографическими изданиями, но ничего не получалось — матросы давали должный отпор белогвардейским агентам. Тогда белогвардейская газета известила своих читателей о том, что на «Лауристоне» все матросы — это переодетые комиссары. Мы только посмеивались над эмигрантскими фантазерами. Что ж, пусть будем комиссарами, не возражаем, даже лестно!