Барк «Лауристон» идет в Таллин

Не все эмигранты, конечно, враждебно относились к Советской России. Сколько видели мы в Таллине обнищавших, полуголодных людей, стыдливо просивших закурить или дать хоть немного денег... Эти не из тех, кто кипел злобой, потеряв имения, фабрики и заводы, дома и магазины, кто, увидев нас, отворачивался или даже переходил на другую сторону узких улочек. Немало русских людей оказались в Эстонии не по своей воле: одних мобилизовали силой в армию генералов Родзянко и Юденича, других белые угнали при отступлении из пределов РСФСР. Встречали мы и интеллигентов, которые вовремя не сумели понять, что их место в общем строю с рабочими и крестьянами, что их долг отдать свои знания новой, советской России.

Пришел день, когда я смог доложить капитану об окончании погрузки. И вот уже юркие буксиры потащили «Лауристон» из гавани. Нам предстояло провести ночь на рейде, а утром сняться с якоря и отправиться в обратный путь.

Вечером ко мне в каюту зашел секретарь партячейки и пригласил в каюту к капитану. Оказалось, что приглашены все коммунисты и комсомольцы. Когда все собрались, капитан проверил, заперта ли дверь в каюту, и негромко сказал:
— Товарищи, власти буржуазной Эстонии утвердили смертный приговор шести коммунистам. Их хотят расстрелять... Таллинская подпольная партийная организация подготовила побег приговоренных из тюрьмы, но скрыться им в городе почти невозможно, наверняка сразу же начнутся облавы. Поэтому решено после побега из тюрьмы эстонских товарищей укрыть у нас на судне. Доставят их на рейд, поближе к «Лауристону» на рыбачьих лодках: на каждой лодке по одному-два человека. До нашей якорь-цепи они доберутся вплавь — ребята все крепкие, потом взберутся на палубу по контрфорсам и шторм-трапу. Как Пантелеев! — усмехнулся капитан.— В трюмах нужно сейчас же приготовить укрытия, положить туда одежду, чтобы товарищи могли переодеться, еду, воду. Всем понятно?

Понятно, конечно, было всем. Мы сразу же принялись выполнять указания капитана и быстро сделали все, что нужно. На ночную вахту на юте, баке и шкафутах заступили коммунисты и комсомольцы. Я расхаживал по юту под непрерывно моросящим дождем и вглядывался в темноту ночи: нет, пока что все тихо, не слышно плеска воды от осторожно опускаемых в воду весел... Теперь-то я понял, почему барк так медленно грузился — капитан оттягивал день выхода из Таллина, чтобы принять на борт эстонских товарищей и сразу же после этого отплыть в Петроград.

Я медленно шел по шкафуту к носу и вдруг заметил человека, вылезающего из воды по якорь-цепи. Вахтенный с бака спустился к нему и помог подняться на палубу. Мы обняли и расцеловали эстонского коммуниста, и его сразу же увели переодеться. За ночь еще пять беглецов поднялись на борт «Лауристона» и были надежно спрятаны в трюмах. Затем люки трюмов затянули брезентом, закрыли на замки.

Утром на катере прибыли пограничники и чиновники таможни. Сердце у меня стучало так, что казалось, его могут услышать окружающие. Мысль одна:
пойдут ли осматривать трюмы? Не пошли! Пограничники и таможенники тщательно осмотрели каюты и кубрики, служебные помещения, даже боцманские баталерки-кладовые, и этим ограничились. В затянутые брезентом трюмы заглянуть не догадались.

И вот вновь «Ястреб» взял нас на буксир и потащил на север. Капитан тоже волновался и все спрашивал меня:
—       Штурман Пантелеев, как место? Вышли из территориальных вод?
Наконец я смог сделать долгожданный доклад:
—       Товарищ капитан, из территориальных вод Эстонии вышли!
—       Построить экипаж у трюмов! — приказал капитан.