На мартовском льду
— Почему же патруль бежал от твоей пятерки? — спросил я Перовского.
— Понимаешь, шли мы цепью, довольно далеко друг от друга. Я такое построение поиска выбрал вот почему: в тумане, думаю, нас не сразу обнаружат, будут выявлять поодиночке. И решат, что целая рота идет... Да ведь и у страха глаза велики!
— Молодец! — вырвалось у меня.— Сработала флотская смекалка!
В течение дня наши группы лыжников прошли вдоль всех фортов до Кронштадта, наметили к ним подходы. Лед всюду был крепким, мины не обнаружили. На льду у самых Кронштадтских пристаней выявили четырехорудийную батарею и большое проволочное заграждение. Обобщив все доклады, я составил донесение о проведенной разведке и отправился в штаб.
Когда стемнело, меня и Лукина вызвали к начальнику разведки. Отряд получил задание за ночь уточнить обстановку на льду, проверить, не начали ли мятежники оборонительные работы. И снова мы прошли вдоль линии фортов, протянувшейся от северного берега губы к Кронштадту. Никаких изменений группы лыжников не обнаружили.
Разведка обошлась без потерь с нашей стороны. Вот только группа девятнадцатилетнего комсомольца Павла Бондаренко попала под огонь своей же полевой артиллерии — пристрелка по фортам дала большие недолеты. Снаряды пробивали лед, образовывая проруби, летели осколки снарядов и не менее опасные куски льда. Ребятам повезло — отделались синяками.
Утром я снова был в штабе, чтобы доложить о ночной разведке. Теперь мой доклад уже не вызывал никаких сомнений. Похоже, что Григорьев и другие командиры теперь уже не верили в фантастические рассказы о вездесущем «Ермаке».
Вечером 16 марта мы с Лукиным присутствуем на совещании в штабе. Е. С. Казанский ставит командирам частей боевые задачи: в два часа ночи 17 марта Северная и Южная группы войск — около 45 тысяч бойцов начинают наступление на Кронштадт. Войскам Северной группы, прежде чем ворваться в Кронштадт, предстоит взять семь фортов, цепью протянувшихся от Котлина к северному берегу Невской губы. Конечно, это замедлит продвижение, но иного выхода нет: иначе орудия фортов будут бить во фланг наступающим.
В боевых порядках идут саперы. Они тянут сани с деревянными щитами и досками, чтобы быстро сооружать переходы через разломы на льду. А ведем мы — лыжники Морского отряда и наши боевые товарищи — финны. Григорьев встает и дополняет: пути на форты обследованы и обвехованы. Опасаться оснований нет...
Совещание заканчивается, и все выходят на крыльцо. Григорьев придерживает меня за локоть:
— Слушай, военмор, пусть твои ребята смотрят в оба, дело-то нешуточное — ни тебе земля, ни тебе вода... Чертовщина какая-то. Командиры мои не очень-то в крепость льда верят, дьяволы... Ну да ладно, это я так, к слову... Желаю удачи!
Ночь провели в кирпичном здании с башенкой, у спуска дороги от Лисьего Носа к Кронштадту. Здесь разместил свой командный пункт Григорьев. Здание это и сейчас отлично видно с моря. Мы с Лукиным дремлем на полу рядом с Григорьевым. Тут же, на нарах, спят бойцы моего отряда.
За час до выхода на лед проводим комсомольское собрание отряда. Я еще раз говорю о поставленных задачах, о том, что мы выполним свой долг. Встает Лукин:
— Ребята, завтра покончим с мятежниками! Никакой пощады гидре контрреволюции! Форт Красноармейский стрелять не будет — объявил нейтралитет. Первомайский мятеж не поддерживает. У мятежников нет единства. Вместе с коммунистами будем в первых рядах наступления!
В третьем часу выходим на лед, с берега спускаются колонны красноармейцев. Многие топают по льду, стучат лопатами, проверяя его прочность.