На V Олимпиаду в Швецию
Эти слова мне хорошо запомнились. И много лет спустя я выписал из старинной морской книги понравившуюся мне фразу: «В борьбе с природными силами осторожность всегда составляет лучшую часть отваги, и только тот может претендовать на звание хорошего, знающего парусного моряка, кто умеет верно и вовремя рифиться». Вовремя взять рифы, то есть уменьшить площадь парусов,— разумная предосторожность...
Знакомый уже мне по плаванию в шхеры два года назад остров Гогланд быстро приближался. Казалось, что не «Руслан» идет к нему, гонимый ветром, а он сам наступает на нас своими высокими, обросшими лесом крутыми берегами. Темнело, а мы все еще как бы лавировали, меняя галсы, чтобы не идти в фордевинд. Наконец увидели по курсу яркий огонь.
— Это огонь на конце мола гавани Суркюле,— определил дядюшка.
Однако до входа в гавань пришлось идти около часа, и еще не одна волна, догоняя «Руслана», обдала нас соленым ливнем.
На море, в темноте, часто бывает так: смотришь на открывающийся по курсу огонь и думаешь, что до него еще идти и идти. А потом вдруг наступает момент, когда кажется, что он стремительно кинулся навстречу. Так вышло и на этот раз — яркий огонь на оконечности мола неожиданно оказался совсем рядом, и «Руслан» влетел в гавань.
За молом стояли две большие яхты, и за нашим маневром с интересом наблюдали их экипажи. Мы обрезали яхтам кормы, отец привел «Руслана» на ветер, тут же спустили паруса и отдали якорь. Все! Треть пути прошли благополучно. Переодевшись в сухое платье, начали откачивать набравшуюся в яхту воду.
Тут в бухту вошла та самая яхта, которой предлагали помощь, и встала рядом с нами на якорь. Вскоре появился и большой тендер Выборгского яхт-клуба. Как оказалось, все яхты тоже направлялись в Стокгольм. Участников регаты среди них не было, все шли посмотреть Игры. Задерживаться у Гогланда никто не собирался. Но дядя только усмехнулся, узнав, что наши соседи собираются выходить утром следующего дня.
— Никуда не уйдут, погуляют, голубчики, по Гогланду, полюбуются штормом с горки... А солнышко, может, и выглянет, посмотрим...
Я вышел из каюты: и впрямь сейчас думать нельзя, что погода улучшится. Завывал ветер, с гулом накатывались на мол волны, глухо шумели раскачивавшиеся сосны, точно пытаясь спорить с ветром. Волны перехлестывали через мол, прикрывавший небольшую гавань и, чуть ослабевая перед форштевнями стоящих на якоре яхт, катились дальше. Все яхты сильно качало.
— Где же тут «спокойная» стоянка для малых судов?— спрашивал студент Миша, с трудом удерживаясь на койке в кубрике.
Лоция, которую он изучал, явно врала. В лоциях, изданных в советское время, такое об этой гавани уже не пишут. В самом деле, при восточных штормовых ветрах гавань Суркюле — ловушка для малых судов. Под парусами из нее не выйти, пока не стихнет шторм. Стоять, конечно, на двух якорях можно, но успокаиваться нельзя — грунт таков, что якорь вполне может поползти. Вот поэтому-то дядя, человек архиосторожный, призывал весь наш экипаж к бдительности.
Но, видимо, не везде яхтсмены обладали достаточным опытом: вот послышались крики с соседней яхты — оторвало тузик и понесло волной к берегу. К счастью, на берегу оказались мальчишки из видневшейся поодаль деревушки. Дети рыбаков, привычные к морю, они подхватили лодку, вытащили ее на берег, оттянули подальше от линии прибоя.
Спать легли не раздеваясь. Отец изредка выходил на палубу и, вернувшись, говорил дяде:
— Дует, не слабеет, даже силу набирает.