Впервые в шхерах

Как салютовать, я уже знаю: медленно приспускаю яхт-клубский флаг до одной четверти высоты от нока мачты до гафеля и так же медленно поднимаю его до места. Ответ последовал немедленно: Андреевский флаг на корме — белый с синим перекрестием по диагонали — приспустили на небольшое расстояние, а затем быстро подняли на место. Я был в восторге от этой наглядной демонстрации традиционной морской вежливости. Крейсер остался за кормой, и яхта пошла узким проливом между Котлином и Кроншлотом. Дул встречный ветер, пришлось лавировать и часто менять галсы, чтобы дать дорогу идущим один за другим океанским пароходам-«купцам».

К полудню «Руслан» подошел к Толбухину маяку, невысокой толстой белой башне. Маяк стоит на самой западной каменной банке острова Котлин, кругом омываемого водой. Дядюшка весело взглянул на меня и поинтересовался, знаю ли я, почему маяк так называется. Я признался в своем неведении и в ответ услышал, что деревянный маяк на этом месте сооружен по указу царя Петра в 1719 году, каменный — в 1810-м, а назван так в честь полковника Толбухина под командованием которого наши солдаты сбросили в воду десанты шведов в Северную войну.

За маяком волна была посильнее, но более покатая, и при том же крене качка стала спокойнее и размереннее. Через некоторое время открылся маяк Стирсудден — яхта вышла в залив.
—       Ну вот, мы и на просторе,— прокомментировал дядя, вытирая большущим платком брызги с лысины.

Яхта бежала бодро, с большим креном — подветренный борт уходил в воду почти до ватервейса — продольного бруса, идущего вдоль борта, иногда волна заигрывала и до фальшборта кокпита. Ветер полоскал наш яхт-клубский флаг, только что введенный для всех российских яхт-клубов,— синий прямой крест на белом фоне с русским национальным флагом в верхнем левом его крыже и с гербом Петербурга в нижнем. Я бы с удовольствием салютовал им, но идущие нам навстречу финские лайбы — грузовые парусники водоизмещением тонн под 300, двухмачтовые, без стеньг, с большим высоко задранным бушпритом, флага не несли.

За Стирсудденом навстречу нам шли уже десятки лайб. Они двигались группами, в кильватер друг другу. На подходе к проливу паруса буквально закрыли горизонт. «Руслан» расходился с встречными лайбами, и каждый раз финны нас приветствовали: кто снимая вязаную шапочку, а кто взмахом руки. Это было красивое зрелище — спокойное и торжественное шествие парусов. И чем дальше мы втягивались в пролив Бьёркёзунд, тем больше парусников шло навстречу. Казалось, что нашу яхточку просто раздавят. Забеспокоился и многоопытный дядя, посоветовав держаться подальше от берега:
— Мы «безмоторные», а течение здесь прижимное,— добавил он.

Тогда все кончилось благополучно. Прошло четыре с лишним десятилетия, и я оказался в критическом положении близ того же мыса Стирсудден.

Я вел яхту «Ост» из Ленинграда в Койвисто (ныне Приморск) и решил для сокращения времени пройти поближе к каменной гряде, тянущейся далеко в море от мыса Стирсудден. Сдав вахту на руле моему заместителю мичману Каратушину, я спустился в каюту, прилег на диван и быстро уснул. Через полчаса мичман вызвал меня наверх. Я не поверил глазам: море было как зеркало, даже без ряби, но с юго-запада еще шла зыбь. Большущий валун — конец каменной гряды — оказался совсем рядом, и яхту медленно несло к нему. Сразу вспомнил, что несколько лет назад здесь стояла на якоре большая яхта «Валгалла» и начавшийся шторм выбросил ее на камни... Пришлось ждать ночного бриза, который должен был задуть после захода солнца,— мотор на яхте ремонтировался. К счастью, так и случилось, и «Ост» отошел от берега. Тут-то я вспомнил давнее предостережение дяди...