Впервые в шхерах
...Мы вернулись на «Руслан», показавшийся после внушительного иола просто лодочкой. Вечерело. Ветер стих, а потом с берега потянуло ароматом леса, трав — это уже был ночной бриз. Лайбы точно проснулись: команды из пяти-шести неторопливых финнов выбирали якоря и ставили паруса. Через час бухта опустела, остались только яхты. На берегу кое-где мелькали редкие огоньки, ничто не нарушало тишину белой северной ночи. Кто бы мог тогда подумать, что после огненного вихря войны, который здесь пронесется, на этом почти пустынном берегу встанет город Приморск — с десятиэтажными домами, фабриками, клубами и магазинами.
Утром мы поплыли к Выборгу. В то время яхты из Петербурга редко ходили в Выборгский залив. Остерегались налететь на «сахарные головы»— скрытые под водой камни, да и лоция во многих местах рекомендовала идти только по фарватеру по этой же причине. На яхте же ходить по фарватеру, конечно же, не очень интересно. Кроме того, Выборг находился как бы в тупике большого залива, и многие яхтсмены предпочитали из Койвисто плыть шхерами на запад — к Котке, Гельсингфорсу, Гангэ...
Вот и мы, идя к Выборгу, встречали лишь рейсовые пароходы, сновавшие между островами, и местные яхточки. Погода благоприятствовала, дул ровный западный ветерок, но дядя, человек опытный, рекомендовал не благодушествовать: из узких проливчиков между островами Биоркского архипелага (сейчас он носит имя Березового) могут неожиданно вырваться довольно сильные шквалы и положить яхту на борт, а швертбот даже перевернуть. Поэтому шкоты мы намертво не крепили.
Как только прошли маяк Альватиниеми (сейчас это маяк Вепревский), открылся большой плес. Берег виднелся лишь с правого борта — на востоке, волна стала круче, «беляки»— пенные гребни волн — начали вкатываться на палубу, ароматные лесные запахи сменил горьковато-соленый влажный воздух моря. Дядя меж тем внимательно вглядывался вперед по курсу и приговаривал: «Где же она, проклятая...» Наконец, он опустил бинокль, скомандовал отцу не уваливаться вправо и показал рукой:
— Смотрите, она справа сорок пять градусов!
Я ничего не видел, как ни напрягал зрение, да и не понимал, кто это «она». Отец долго всматривался в покрытую «беляками» поверхность моря и, наконец что-то разглядев, сказал:
— Круче не идет, может, повернем?
Но дядя, вглядевшись, ответил, что пеленг идет на корму, значит, яхту не сносит. Яхта летела с большим креном, волны все чаще вкатывались на палубу, брызги летели на паруса, и парусина у грота стала совсем мокрой. Прошло какое-то время, и отец, тронув меня за плечо, повернул к борту лицом:
— Видишь?
Я ахнул — мы проходили недалеко от большой скалы, над которой бешено вздымались и пенились волны прибоя. Скоро скала, которая показалась мне страшным чудовищем, скрылась за кормой, но большие буруны у нее еще долго были видны. «Руслан» миновал остров, ныне носящий название Вихревой, и вошел в Выборгский залив.
Волна улеглась, яхта, словно отдохнув, выпрямилась. Снова потянуло запахом леса. И тут дядя сказал, что «Руслан» благополучно миновал весьма коварную банку Похьякими.
— Учтите, мореходы, вокруг сей банки глубина большая, так что она может появиться перед носом неожиданно, смотреть надо в оба. И такие банки в шхерах не редкость...
Слушали внимательно. Меж тем яхта вошла на Транзундский рейд (сейчас это Высоцкий рейд). На современных картах можно видеть, что он образован островами Высоцкий, Малый Высоцкий и Крепыш. В те годы Транзундский рейд служил для грузовых операций океанских судов, которые по своей осадке не могли пройти в Выборг. На рейде, заведя швартовы за мощные деревянные сваи, стояли пароходы. Таких свай, расположенных группами, было несколько десятков.