Впервые в шхерах
Вскоре заметили островок со зданием яхт-клуба. Мы признали его по красивой башенке с флагом яхт-клуба и застекленному балкону. Как и в Выборге, на рейде перед яхт-клубом были установлены десятки бочонков разных цветов с нанесенными на них черными номерами и аккуратно сложенными в бухточки канатами — швартовыми концами. Выбрав бочку поближе к берегу, отец осторожно подвел к ней «Руслана», и мы быстро убрали паруса. По соседству с нами оказалось несколько небольших яхт и большой тендер «Тельма» архитектора Н. П. Козлова, петербургского приятеля отца.
И опять к нашей яхте сразу же подошел на шлюпке боцман и пригласил всех быть гостями клуба Коткинско-Фридрихсгамского парусного общества, существовавшего, как сказал всеведущий дядюшка, вот
уже десять лет. Мы с благодарностью приняли приглашение, но отец прежде всего спешил выполнить долг вежливости, и я отправился с ним на «Тельму». Отец поднялся по шторм-трапу на высокий борт тендера, я же остался на тузике и старался не дать ему коснуться белоснежного, покрытого лаком борта. Но через несколько минут на палубе появилась девочка моих лет:
— Папа вас тоже зовет в кают-компанию!
Палуба сияла чистотой, ярко блестела медь, все концы лежали аккуратно уложенными в кружки. По широкому трапу, покрытому ковриком, спустились в кают-компанию, отделанную красным деревом. Красота ее меня просто ошеломила: тут был и блестящий лаком буфет, и полки с книгами, вазы с цветами. За большим овальным столом шесть взрослых сидели за вечерним чаем. Меня угостили конфетами, и девочка повела осматривать яхту.
Все вызывало восхищение: гик, лежащий на специальной металлической перекладине, прочно вделанной в палубу, высокая мачта, великолепно отделанные каюты, в которых можно было стоять в полный рост. А когда моя спутница назвала некоторые цифры: площадь парусов — что-то около трех тысяч квадратных метров, водоизмещение — сорок тонн и осадка — три метра, я не выдержал и сказал: «Ого!», хотя и не намеревался показывать своего восхищения. Впечатление от этого парусного корабля (у него не было никакого двигателя) осталось у меня на всю жизнь. Прекрасная фотография тендера «Тельма» и сейчас висит в ленинградском яхт-клубе «Труд».
С «Тельмы» пошли в яхт-клуб, единственное, как оказалось, место, где в Котке можно поесть,— в городке не было ни столовых, ни ресторана. В уютной и красивой кают-компании яхт-клуба нас приветливо встретили хозяева. Пообедав и поблагодарив гостеприимных яхтсменов Котки, мы вернулись на яхту.
Утром после завтрака отправились знакомиться с Коткой, улицы которой тянулись вверх и вниз по холмам острова того же названия. Городок из невысоких деревянных домиков занимал его северо-западную часть. Расположенная у устья реки Кюмень, Котка в то время была, пожалуй, главным портом Финляндии по вывозу леса. Об этом рассказал сопровождавший нас Н. П. Козлов. Впрочем, на чем специализируется порт, чем занимаются жители городка, было понятно по бесчисленным штабелям леса, протянувшихся вдоль берега, деревянному брусу и доскам, по стоящему в воздухе визгу пил на десятках лесопильных заводов. Картину дополняли буксиры, тянувшие баржи, заходящие в порт и выходящие с грузом леса суда-лесовозы.
Из Котки по совету дяди решили возвращаться через Бьёркёзунд. Барометр медленно поднимался, но к ночи, накануне выхода, ветер стих, хотя по небу еще плыли темные тучи. Выходили тем же фарватером, по которому пришли,— мимо знака-башни Луп-пи. «Береженого бог бережет»,— сказал дядя, вспоминая рассказанную нам в клубе печальную историю.