Яхтсмены в боевом дозоре
Зимой восемнадцатого года петроградские яхт-клубы один за другим прекращали свою деятельность. Коллективы яхтсменов распадались — было не до спорта, да и отсутствовали средства на ремонт яхт, поддержание в должном порядке зданий клубов, слипов, мастерских.... И все же энтузиасты парусного спорта делали все возможное, чтобы сохранить яхты, сберечь кадры, понемногу учить молодежь. В первую очередь искали шефов, с помощью которых можно было бы в какой-то мере продолжать свою работу. И вот Речной яхт-клуб под эгидой Наркомпроса превратился в «водноспортивную экскурсионную станцию».
Морской яхт-клуб со всем своим имуществом перебрался в брошенные хозяевами помещения Невского яхт-клуба и, став профсоюзным, превратился в «водноспортивную станцию» молодежи Васильевского острова. Нашел себе «хозяина» и Стрельнинский яхт-клуб. Водноспортивные станции получили пайки для руководителей и наставников парусного спорта и средства, позволившие начать ремонт части яхт. Все это помогло сохранить ценнейшее имущество яхт-клубов. Яхтсмены, например, привели в порядок большой железный иол «Утеха». В организации водноспортивных станций была велика роль Н. Ю. Людевига, который в своей деятельности получил тогда полную поддержку Василеостровского райкома РКП(б).
Н. Ю. Людевиг говорил мне, что весной водноспортивные станции начнут обучение молодежи яхтенному делу, яхты будут плавать, по крайней мере, в Невской губе. Но случилось иначе.
Весной 1918 года началась интервенция. Войска Антанты высаживались в Мурманске и Архангельске, во Владивостоке, против Советской власти выступил чехословацкий корпус. Немцы, в нарушение условий Брестского мирного договора, после оккупации Украины захватили Таганрог и Ростов, вторглись в Закавказье и Крым. Но все это было далеко от Петрограда,— о событиях я узнавал из газет. А вот высадка германских войск в Финляндии — совсем рядом.
Во второй половине марта отца посетили друзья-моряки с кораблей, которые только что пришли из Гельсингфорса. Они рассказали о переходе первого отряда в Кронштадт. Помню, что говорили о трудностях, которые ожидают остальные корабли на пути через льды Финского залива. Смогут ли пройти миноносцы, сторожевые корабли, подводные лодки? Неужели их захватят немцы?
К Кронштадту удалось пробиться всем отрядом кораблей революционных балтийцев. И летом я уже стал частым гостем на «Метком», миноносце, где судовым инженером-механиком был А. А. Черновицкий. Алоиз Антонович, перед войной студент Политехнического института, знаком мне по походам на яхтах и буерах. Летом 1914 года его призвали во флот. Он окончил классы при Морском инженерном училище в Кронштадте, стал офицером и плавал на миноносцах. Свою преданность революции Черновицкий доказал тем, что обеспечил переход эсминца в Кронштадт. Это оказалось нелегко: корабль ремонтировался, экипаж имел большой некомплект, и Черновицкому пришлось в считанные дни, практически вдвоем с машинным старшиной И. И. Селивестровым, подготовить механизмы к переходу.
На «Метком» мне позволяют смотреть все, что хочу, и я с восторгом этим пользуюсь: эсминец изучен от киля до клотика, хотя многое еще непонятно. Но я верю, что постепенно познаю флотскую науку: ведь я заканчиваю гимназию и учусь на курсах штурманов. Курсы работают при клубе военных моряков, открывшемся в здании бывшей Фондовой биржи по решению Совета комиссаров флота. Принимают туда только военморов — так стали называть всех, кто служит на флоте,— и матросов, и офицеров. Но меня приняли вольнослушателем по ходатайству старших друзей с «Меткого». Программа рассчитана на два года. Заведует курсами бывший адмирал А. В. Сухамель, а лекции читают бывшие преподаватели Морского корпуса: астрономию — Н. В. Вагнер, лоцию и метеорологию — Н. П. Лосев, механику корабля — В. В. Сурвилло, навигацию — Н. А. Сакеллари, будущий автор первого советского учебника по этой морской науке и известный деятель Красного Флота. Большинство слушателей на курсах — матросы с кораблей, те, кто сражался под красным флагом с немцами в Моонзундских боях семнадцатого года, те, кто брал Зимний... Но преподаватели то и дело спрашивают:
— Господа, вы записали? Все понятно?