Юрий Скобов
Безумству храбрых
Кто сегодня возьмется спорить, что олимпийский зимний сезон 1972 года принадлежал Вячеславу Веденину? Кто не согласится с тем, что после бурных событий, разыгравшихся на пологих сопках Макоманаи, все прочие треволнения на лыжне выглядели пресными и скучными? Все так. И ничего не отрицая, я изложу лишь голый факт: спустя месяц после Олимпиады в Саппоро Юрий Скобов выиграл на чемпионате СССР в Мурманске гонки на 15 и 30 км, показал лучшее время на своем этапе в эстафете и, наконец, принял второй раз в жизни старт в марафоне, закончил его отнюдь не безуспешно.
Собственно, слова «выиграл», «показал лучшее время» не дают представления о случившемся. Разгромил! Не оставил надежд! Пожалуй, так будет правильней сказать о Скобове применительно к мурманскому чемпионату страны 1972 года, ибо преимущество его в каждой гонке выражалось не долями секунды и даже не секундами, а минутами!
Читатель по поводу этого факта может высказать несколько версий и реплик. Ну, к примеру, он может задать справедливый вопрос: «А где был Скобов в Саппоро?» Или, усмехнувшись, заметить, что после драки кулаками не машут. Наконец, он может предположить, что Скобов просто не попал в пик формы и достиг наивысшей готовности именно после Олимпийских игр.
А я, отметая все замечания и версии, могу утверждать, что в Саппоро Скобову просто-напросто не повезло, и, будь спортивная фортуна к нему благосклоннее, Скобов мог бы встать в один ряд с Ведениным. Но вот как случается в спорте: мало быть талантливым, мало быть сильным, мало служить спорту верой и правдой — надо еще, чтобы тебе и везло в нем. А Скобову не повезло, хотя в Саппоро он был невероятно силен... Он никогда уже не будет бежать так, как бежал тогда, и среди асов останется, наверное, самым крупным неудачником.
Нелегко найти гонщика, чья карьера в многотрудном лыжном спорте была бы столь же стремительна, как карьера Скобова. Пожалуй, лишь Николай Бажуков так же дерзко ворвался в Инсбруке в когорту сильнейших лыжного мира сего. Но о Скобове все же особая речь.
В 1968 году он попал в молодежную сборную страны, поехал на чемпионат Европы во Францию и выиграл там индивидуальную гонку, победив в ней молодого норвежца Оддвара Бро, о котором говорили в ту пору (и не ошиблись) как о многообещающем лыжнике.
Товарищи по команде в шутку даже называли Скобова специалистом по Бро. На следующий год все еще среди юниоров, но уже в Швеции, Скобов снова сразился с норвежцем и снова взял над ним верх, хотя тот стартовал на номер сзади — лучше позиции не придумаешь. Ну, и, наконец, для большей убедительности Скобов разделался с Бро еще и в эстафете — оба бежали на последнем этапе, причем Скобов стартовал за Бро, но достал его и обошел...
Так лихо начинал путь в большом спорте Скобов. Но вот что было здесь важнее его ранних побед: обычно молодые гонщики, расставшись с юниорской сборной, долго не могут найти себя среди взрослых. Подчас вообще исчезают с горизонта. Скобов же благополучно миновал эту опасную пору возмужания. Он перешагнул возрастной порог легко и естественно и уже в 1970 году выступал на чемпионате мира в Высоких Татрах.
Что-то располагало к Скобову с первых же минут общения с ним. Прямота взглядов и суждений, характерная для лыжников, Скобову была присуща особенно. Привлекательна была и его манера говорить с эдаким «ну» в форме утверждения. Скажем:
— Ты живешь в Омутнинске?
- Ну...
Что означает: да, живу именно там.
— Ребята рассказывают, ты как-то приглашал всех в гости на медвежатину. Стало быть, убил медведя?
- Ну...
В переводе: да, убил. Было дело.
— Говорят, никто не приехал. Усомнились...
- Ну...
Уже с оттенком обиды: мол, действительно не приехали...
Это раздумчивое и степенное скобовское «ну» смешно не вяжется с его запальчивостью и отрешенностью в гонке. Он высок, худощав, и каждая мышца на его теле проступает отчетливо, свидетельствуя о выносливости и силе.
Я не могу утверждать, что предки Скобова были северянами. Но есть в его лице что-то от северян. Проступающие скулы, заостренный нос, глубоко запавшие в темных обводах глаза. Непроницаемой маской становится это лицо перед стартом, отбрасывается все, что волновало, тревожило, трогало. И остается только гонка.
Скобов бросается в гонку, как в неизведанный черный омут. На первом же подъеме шапочка летит в сторону. И копна непокорных волос, слипшихся на лбу, и плечи, и спина вскоре покрываются белым инеем. Пламень честолюбия бушует в его душе, неудержимо гонит вперед... Я не видел человека, которого гонка испепеляла бы так, как Скобова. Не физически, нет,— морально. Он отходит потом от нервного напряжения долго и трудно. Вспоминает какие-то эпизоды, захлебываясь от волнения, рассказывает, перескакивая с одной детали на другую. Состязания еще долго держат его в своем плену.
Наверное, иначе и не могло быть. Иначе просто не существовало бы Юрия Скобова, с его непостижимым бегом — именно бегом, а не плавным веденинским скольжением,— с азартом, который всегда привносил он в битву на лыжне.
Но не только это отличало Скобова-гонщика. В сборной команде страны он был единственным, кто родился в городе. И, наверное, стоит подчеркнуть это исключение, чтобы лишний раз утвердить правило — господствуют в лыжном спорте уроженцы села, ибо, хотя Скобов родился и вырос в Омутнинске, сердце и душа его всегда принадлежали раскинувшимся окрест лесам, плавному течению Вятки, бормотанью стекающих в нее ручьев, росистым лугам, чистым утренним зорям...
В 9 лет он встал на лыжи, когда начал ходить с отцом на охоту. Случалось, за день отмеряли километров 40—50. В Скокове и поныне живет страсть побродить в одиночестве по лесам с ружьем и собаками, подмечая в лесной жизни подчас то, что простому смертному никогда не увидеть. Незадолго до отъезда команды в Саппоро, во время Кубка СССР в Бакуриани тренеры освободили Скобова от марафонской гонки. Вместе мы отправились на поиски лучшей точки для обозрения дистанции, и вдруг Скобов остановился.
— Смотри-ка,— сказал он,— лиса пробегала...
По поляне змейкой петляла аккуратная стежка следов.
— Недавно совсем прошла,— отметил он, довольный своей наблюдательностью.
— С чего это ты взял, что недавно? — попытался я его уличить.
Скобов поглядел по сторонам и, указывая на такую же змейку бугорков, сказал:
— Тоже лисий. Только старый. Снег подтаял, осел, а след остался...
— А представь: вон там лиса, у тебя ружье... Убил бы?
— Нет,— сказал Скобов.— Раньше бы убил. А сейчас нет...
И я вспомнил, как однажды мы ехали в Финляндию. Я — на чемпионат мира по биатлону, Скобов с товарищами по сборной на знаменитые Лахтинские игры. Не знаю, с чего уж зашел разговор о волках и охоте на них. Но Скобов вдруг яростно ринулся в спор и произнес не свойственную для него страстную речь в защиту серых. Все изумленно замолчали. Первым пришел в себя Федор Симашев и мрачно заметил: «Знаешь, Юра, поговорку — сколько волка не корми, он все в лес смотрит... Стрелять их надо!»
Скобов с прежним темпераментом повторял свои доводы, на что Симашев, не балуя Скобова разнообразием аргументов, опять ответил: «Стрелять их надо...» Скобов, уже чуть не плача, вновь заступился за волков, но Симашев оставался непреклонным... Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы Скобова не убедили, что Симашев его просто разыгрывает.
Что ж, воздадим хвалу простодушию Скобова, как и его безрассудству и безумству храбрых, воздадим хвалу его характеру, который весь — до последней черточки — проявлялся и в гонке. Это Скобов в 1974 году на чемпионате мира в Фалуне бросится обгонять лыжника из ГДР Гердта-Дитемара Клаузе на спуске...
Шла эстафета. Скобов стартовал на последнем этапе. Он получил эстафету вторым. Выигрывали гонщики ГДР. И с хорошим запасом. Но Скобов все же Клаузе достал... О, Веденин в этот момент спокойно бы прошел часть дистанции за соперником, заставил бы его потерзаться сомнениями, сломил морально и уже сломленного на вершине какого-нибудь подъема остановил, попросив лыжню.
А Скобов нет. Достал Клаузе. Разгорячился. Выжидать? Чего? Впереди длинный спуск, и Клаузе уже камнем кидается вниз. Скобов за ним, и вопреки всем канонам лыжного спорта он обходит Клаузе на спуске — перескакивает на соседнюю лыжню без всяких там «хоп!». Но, перескакивая, падает, и Клаузе вновь убегает вперед — золотые медали в эстафете были потеряны.
Собственно, Скобову, как не раз с ним бывало, в приведенном эпизоде просто не повезло... Помню, я тогда спросил его:
— Что же ты на спуске стал обходить? Не мог потерпеть?
— Ну,— сказал Скобов.
И можно здесь было подумать все что угодно, однако после некоторой паузы он пояснил свою мысль:
— А представляешь, если бы я его все же обогнал. На спуске!..
В этой фразе весь Скобов, и, конечно, можно критиковать его. Но зато Скобов в любую гонку, замешанную на самом пресном тесте, умел внести азарт, взбудоражить лыжников так, что кипели страсти, ахали и хватались за головы тренеры, и болельщики проникались к Скобову уважением и любовью.
Но нам нужно вернуться в Саппоро, ибо эстафета в Фалуне состоялась уже позже...
Я уверен, что Скобов ехал в Саппоро с дерзкой мечтой, а возможно, и с уверенностью, победить на одной из дистанций. Часов в 8 вечера накануне 30-километровой гонки я пришел в олимпийскую деревню узнать, как сложилась жеребьевка. У дома, где жила советская делегация, я заметил Скобова. Он шел прямо на меня. Мы почти столкнулись. И тут я понял, что он меня не видит. Он шел мне навстречу, смотрел в глаза и не замечал... Я окликнул его, спросил:
— В чем дело?!
— А...— махнул он рукой.
Все выяснилось быстро. Скобова тренеры поставили в слабейшую группу, которой предстояло открывать гонку. Невыгодная позиция. Винить, тренеров, естественно, не в чем — начинать кому-то надо. И всех в группу сильнейших не поставишь — место там одно. Ведь кроме самого Скобова, никто и не знал, как он силен и каким горит желанием победить... Правда, Веденин об этом догадывался и на собрании команды даже настаивал на том, чтобы отдать Скобову свое, лучшее место... Но тренеры остались непреклонны. И тут Скобову не повезло вторично — в своей группе ему выпало по жребию еще и стартовать вторым. Впереди француз, потом он...
В третий раз Скобову не повезло уже утром, когда из туч, нависших над лыжным стадионом, посыпал, все прибавляя и прибавляя, снег. Скобов на первом же километре обошел француза и принял весь удар на себя. И было что-то подвижническое в его отчаянной, но бесполезной борьбе... Самое удивительное состояло в том, что Скобов все же занял 15-е место, оставив позади многих гонщиков, которые стартовали позже.
История почти повторилась и на 15-километровой дистанции. Вновь все сильнейшие бежали за Скобовым. Но тут он сумел уже стать пятым, и, это место позволило ему получить второй этап в эстафете. Вот уж где Скобов отвел душу... На этапе ему предстояло сражаться с норвежцем Полем Тильдумом — олимпийским чемпионом и шведом Ларсом-Гуннаром Аслундом — чемпионом мира. От одних имен можно дрогнуть. А тут еще Владимир Воронков — он выступал на первом этапе — прибежал к финишу третьим. Скобов сразу достал их. И шапочку — в снег, рукава рубахи засучил по локти, глаза горят. И темп, темп... Аслунд не выдержал. А с Тильдумом Скобов бился отчаянно до последнего километра. И в битве этой они поняли, что никому из них не удастся уйти вперед, никто не уступит друг другу. Оба прикатили к финишу совершенно обессиленные. Тильдум еще — удивленный и разочарованный: кто такой в конце концов Скобов. Тот его, кстати, перед самым финишем все же обошел и передал эстафету Симашеву первым...
Так Скобов — великий неудачник — завоевал-таки олимпийское золото. Но даже если бы и не было той победы в эстафете, о Скобове стоило рассказать. Не совершив никаких особых подвигов в лыжном спорте, он все же остался в нем одной из ярких фигур.