На пороге
Под вечер Круглов предложил Лехе: — Пойдем, взглянем еще разок на реку. Наметим путь и прочее...
Сверху, со склона, порог выглядел довольно мирным. А тут... Бешеные струи, пена, камни. Но, главное, это — двухметровый вал. «Смоет,— вздохнул Леха.— Непременно смоет. Ведь плотик-то — щепка».
Круглов стоял на краю скалы прямо над потоком и что-то вымерял на глаз, размахивая руками. «Стратег»,— усмехнулся Леха и представил, как Круглов бормочет себя под нос: «Сначала идем посередке, потом бьем влево, обходим камень, поток бросает вправо...» Поток тебя бросит... головой о скалу. Комбинатор. Что там рассчитывать — смоет валом, как шелуху...
Круглов махнул Лехе рукой — мол, подойди.
— Видишь,— он ткнул пальцем в порог,— с плеса заходим на этот черный камень, оттуда плот бросает вправо и понесло вон в тот проход...
— И на камни, которые торчат пониже...
— Что ты, Леха... Проскочим! Наш плот маленький... В эти ворота как дробина в лузу!
Круглов толкнул Леху плечом:
— Пролетим, старик... Ты знаешь, а я как-то качался вначале. Плыть — не плыть... Теперь-то все ясно: на черный камень, поток бросает вправо...
Со стороны плеса послышался крик, приглушенный гулом порога. Леха вскарабкался на валун.
К порогу медленно, словно раздумывая, приближался плот. На нем были три человека. Двое задних торопливо работали гребью. Передний поднял гребь над водой.
В середине плота возвышался помост. На нем стояла белая лошадь с мохнатой грязной гривой. Она уперлась в бревно передними ногами, словно ее волокли на веревке в огонь.
Плот тихо подошел к порогу, набирая скорость, скользнул по сливу и плюхнулся в первый вал. Человек у передней греби скрылся в брызГйх. Вал побежал по плоту, приближаясь к помосту. Лошадь заржала и, сорвавшись с привязи, бросилась к корме. Затем все исчезло в брызгах.
Через несколько секунд плот появился за валом. Лошади на нем не было.
У задней греби закричали. Раздался треск ломающегося бревна, и плот скрылся за поворотом.
Круглов заорал:
— Вот это работа! Прошли в двадцати метрах, а нас даже и не заметили...
— Видел лошадь?! — крикнул в ответ Леха.
Прыгая от порога по камням, Леха думал про тот плот, который только что пронесло мимо. Хорошая была на нем лошадь. Белая, с разлохмаченной гривой. Как она, бедная, не хотела. Леха вдруг подумал, что лошадь та чем-то напоминает Дорошевского. Он, правда, еще не упирается и беспечно поглядывает на порог, но это пока, а потом, на сливе, он потянет веревку, попятится, вращая глазами. И привет — нет на плоту лошади. И Вали нет. И Марины. Только он и Круглов — стоят у разных гребей и смотрят, обалдев, то на волны, то друг на друга.
Круглов отстал. Он то и дело останавливался и смотрел на реку. Леха не выдержал: «И он еще думает плыть! Лунатик!»
У палатки стояли трое — Дорошевский и Валя с Мариной. Они все видели и молчали, задумчиво глядя на слабеющий костер. Леха опустился на бревно. Подошел Круглов и сел рядом. Помолчал, затем сунул руку в карман штормовки и, не вынимая пачки, выдернул папиросу. Протянул ее Лехе. Выдернул себе другую. Леха взял с земли длинную ветку, воткнул ее в угли, подержал там и сунул затем дымящимся концом под нос Круглову.
Глядя на сосредоточенно прикуривающего Василия, Леха усмехнулся — вспомнил, как утром, когда пилили последнюю ель, он настраивал себя: «Первая затяжка, вторая, а после третьей...» Слюнтяй.
Отбросил ветку в сторону и, вынув изо рта папиросу, спрятал ее в карман. Круглов, мрачный и растерянный, исступленно затягивался папиросой. И Лехе почему-то сразу стало легко и даже весело, захотелось подбежать к порогу и показать ему кукиш.