След человека в тайге

Нелегок был путь через озеро. Сменяясь, мы усердно гребли, но продвигались еле-еле. Так, будто орудовали веслами только для того, чтобы размешивать этот черный холодный суп. Был момент, когда нам показалось, что не успеем пересечь озеро до темноты и придется коротать ночь в лодке. Выручил ветер. Вдруг подул в спину — строго с востока на запад. Мы подняли на шестах хлорвиниловое полотнище (которым покрывали снаряжение) и полетели. Сквозь парус просвечивали розоватое небо и темная гривка тайги.

Прелюбопытно, должно быть, выглядели мы со стороны. Виктор стоял, как рабочий в скульптурной группе Мухиной, и держал шесты. Саша работал рулевым веслом, а я управлял парусом.

Постепенно уходил в синюю дымку восточный берег, и все четче и четче вырисовывался берег западный. Вот он уже не более чем в километре. И вдруг ветер резко меняет направление. Беремся за весла. Гребем втроем, пытаясь разобраться в лабиринте мелей.

Уже стемнело, когда мы нашли вход в Язевую. Плоские топкие берега. Ни одного места, удобного для лагеря. Ни намека на сушняк для костра. Тщетно вглядываемся в берега,— может, выпадет местечко посуше — соснячок, ярок... Небо заволокло темными тучами. Река покрылась рябью от тяжелых капель. Мы налегли на весла, чтобы было теплей.

Идем под дождем и ветром, ночью, а весело, будто впереди знакомые, обжитые места, крыша, друзья. Около полуночи запели. Собственно, пели немного. Больше спорили, и в спорах возникала новая песня. Сначала родился ритм — от ритма весел. Затем первая строфа:

По-над илами
И над тиной
Белокрылой бригантиной
Лазарев — лосенок, Витька—медвежонок
Плыли на восток.

По завалам
И по плесам
Самосплавом и на веслах
Лазарев — лосенок, Денисьев — медвежонок
Гнали обласок.

Как всякая туристская песня, эта песенка разрасталась в течение похода. Постепенно какие-то строфы или строки выпадали, заменялись другими. И все это в веселых спорах, в смехе, в дружбе.

Итак, плывем — поем...

...И вдруг лай собак. Для таежника после долгой тяжелой дороги нет, пожалуй, звука радостней, чем этот,— значит, близко люди, возможно, жилье!..

Вскоре к лаю собак прибавился новый звук—шум падающей воды, И вдруг берега вздыбились и повисли над рекой черными вертикальными стенами — вот-вот сомкнутся и закроют реку и небо над рекой. А между черными стенами металась брошенная в темноту вода и шумела.
—       Шлюз! Первый из семи Обской системы!

Теперь лай слышался в глубине правого берега.

Мы причалили и вышли из лодки. Чуть не по колени в холодный ил. Цепляясь за кусты, брели в поисках тверди. В темноте не заметили, как затащили лодку в какой-то рукав и посадили на мель.
—       Не тут ли ночевать устроимся... — мрачновато пошутил Витя.
—       Подождите, я сейчас,— послышался спокойный женский голос.

Так просто, как будто нас здесь ждали, и именно сегодня, в этот час... Над кустами поднялся силуэт — брезентовка, штаны, заправленные в резиновые сапоги, косынка на голове — женщина.

Мы хотели спросить ее, кто она, где мы находимся. Женщина остановила поток вопросов:
—       Завтра, завтра. Вам отдохнуть бы поскорей...

Подчиняясь коротким и точным советам, звучавшим, впрочем, как команды, мы снялись с мели и подошли к маленькой пристани из закрепленных кольями бревен.

Открыв дверь в дом, наша провожатая исчезла. В избе нас встретила пожилая женщина.