Выбор

—       Много говорят сейчас о потере обществом духовности, о безнравственности молодежи... Что вы вкладываете, Сергей, в понятие «нравственность»?
—       На этот счет есть прекрасное высказывание у Василия Макаровича Шукшина: нравственность есть правда. Стало быть, нравственность — это когда говорят о том, о чем думают, и когда действуют в соответствии со своим образом мыслей. В брежневские времена мы говорили одно, а делали другое. Да и до сих пор нередко кривим душой. Возьмем, например, явление, получившее название «рашидовщина». Но ведь и в физкультурном движении было нечто похожее. Рашидов рапортовал Брежневу о липовых урожаях хлопка, а Павлов, бывший председатель Спорткомитета страны, докладывал о мертвых душах физкультурников, говоря о них, как о живых.

—       Но сейчас наконец стали строже относиться к спортивной отчетности. Так, если в середине 80-х годов во всех рапортах фигурировала липовая цифра легкоатлетов в нашей стране — 7 миллионов, то, как выяснилось, в начале 1988 года настоящих легкоатлетов (тех, кто тренируется в неделю не менее 6 часов) у нас чуть больше миллиона.
—       Выяснить-то выяснили, а вслух сказать побоялись. Во всяком случае, я впервые слышу эту цифру от вас. Мы говорим о безнравственности молодежи, а ведь это — продукт общества...
—       Но во всем ли виновато общество? А если, Сергей, поговорить о ваших сверстниках? Наверное, здесь тоже есть проблемы, которые не могут не волновать?
—       Более всего удивляет меня их инфантильность. Многие чуть ли не до 40 лет ходят в детках. А я стал взрослым в 15 лет, когда вслед за тренером уехал в Донецк...

Спустя много лет после Виталий Афанасьевич назовет Сергей вправе сказать то же первой встречи с Сергеем ее подарком судьбы. Но и самое и, повзрослев, признается, что с тренером ему необыкновенно повезло. В отличие от сторонников ранней специализации в прыжках с шестом, Петров не форсировал события, а медленно, но верно вел своих учеников по лестнице спортивного мастерства — от ступеньки к ступеньке.

Пока его ученики были маленькими, тренер занимал их всевозможными играми, а когда ребята подросли, стал широко применять многоборную подготовку, при этом уделяя много внимания не только чисто легкоатлетическим упражнениям, но и гимнастике, и акробатике. Шестовики Петрова крутили такие сальто, рондаты, исполняли такие фляки, что зависть брала даже тренеров по гимнастике и акробатике. Но это не было самоцелью. Путеводной нитью для молодого тренера стали тогда слова Кеннета Догерти: «Самым великим, непревзойденным прыгуном мира будет высокий, чрезвычайно быстрый, замечательно скоординированный, с кошачьим равновесием и быстротой контроля за телом в воздухе и прирожденными способностями в других видах атлет».

К другому утверждению известного американского специалиста: «Но такой атлет появляется только один раз в 100 лет»,— Петров относился скептически. Зато разделял слова Догерти о том, что «...остальные тысячи прыгунов могут достичь первоклассных высот почти при любом сочетании и степени физического развития».

Выделявшийся среди учеников Петрова двигательными способностями, координированностью, быстротой, Бубка был по своим данным, пожалуй, близок к идеальному шестовику, да вот только росточком подкачал. Другие ребята в 15—16 лет, глядишь, за метр восемьдесят вымахали, а Сергей едва дорос до ста шестидесяти. После дебюта Бубки на Всесоюзной спартакиаде школьников один из ведущих специалистов, заметив, несомненно, способного паренька, посетовал, что при таком росте ждать от него рекордных результатов не приходится. Понимал это и Петров и искал способы стимулирования роста. К счастью, в это время ему попалась на глаза книга Виктора Алексеевича Лонского «Что вам сказать про высоту?», в которой черным по белому было написано: «Я верю, что человек может все. Даже вырасти по собственному желанию...» И первым, кому это стало по плечу, оказался ученик Лонского Рустам Ахметов, ставший впоследствии одним из сильнейших прыгунов страны в высоту.

В его роду все были небольшого росточка. Но, вопреки генетической предрасположенности, Ахметов, рост которого, казалось, навсегда застыл на отметке 164 сантиметра, сумел стать значительно выше. О том, как это произошло, Виталий Афанасьевич узнал из рассказа самого Ахметова, опубликованного в журнале «Физкультура и спорт». По мнению спортсмена, защитившего после ухода из большого спорта кандидатскую диссертацию и теперь работающего тренером, главное в этом деле — психологическая настроенность.
— Доказано, что на вытягивание тела в длину прежде всего влияет деятельность эндокринных желез,— утверждал со страниц журнала Ахметов.— В свою очередь, функционирование этих желез напрямую зависит от нервной системы. Поэтому очень важен мощный психологический стимул для роста и глубокая вера в успех. Мне веру вселил мой тренер Виктор Алексеевич Лонский, авторитет которого всегда был для меня непоколебим. Виктор Алексеевич уверил меня в том, что я вырасту, и велел каждый год писать обязательства, которые я вывешивал в своей комнате на самом видном месте. Первый раз я написал, что обязуюсь за год вырасти на 5 сантиметров. После того как я действительно за год вырос ровно на 5 сантиметров, я снова написал, что и в течение следующего года обязуюсь вырасти еще на 5 сантиметров. И опять вырос. В третий раз (по совету Лонского) написал, что вырасту на 7 сантиметров, а на самом деле прибавил 8 сантиметров. Мой рост достиг 186 сантиметров.

И далее следовал рассказ о специальных тренировках, ускорявших вытягивание тела, и рациональной диете.

Наверное, большинство из нас на месте Петрова постарались бы скопировать методы Лонского. Однако Виталий Афанасьевич поступил иначе. Он не требовал записок-обязательств с Сергея и не стал подбирать для него индивидуальных упражнений, решив, что не стоит акцентировать внимание ребят на физическом недостатке — малом росте Бубки-младшего. Просто он, не особо афишируя, ввел в тренировку всей своей группы специальные упражнения, которые способствовали раздражению «зон роста» костей. И исподволь внушал Сергею мысль: «Ты можешь подрасти!» Но пройдет еще два года, пока это случится, два, может быть, самых трудных года в жизни Сергея Бубки.

Весной 1979 года Петров, разочарованный невниманием местного спортивного начальства к нуждам тренеров, решает переехать в Донецк. Без долгих раздумий присоединились к нему подготовленные им мастера спорта Василий Бубка и Аркадий Шквира. Им по 18 лет, можно сказать, взрослые люди. И потому все решили сами, конечно предварительно заручившись поддержкой родителей. Ну а пятнадцатилетний Сергей остается дома.

«Тренируюсь по плану, расписанному Виталием Афанасьевичем,— записывает он в дневнике.— На душе кошки скребут. Чувствую какую-то раздвоенность: с одной стороны очень хочется уехать — в пятнадцать лет все новое манит властно, неудержимо, но с другой — маму жалко. У них с отцом как раз случился разлад, и потому ей особенно трудно было меня отпустить».

По признанию Сергея, он ходил как в воду опущенный, иногда по вечерам даже плакал от обиды. Видя, как он страдает, мама, человек милосердный (недаром работает санитаркой в больнице), решила отпустить в Донецк и младшего сына.
— Знаешь, сынок, ты все-таки поезжай. Ты без этого не сможешь. А я уж как-нибудь... Не хочу себя потом казнить, если у тебя в жизни что-то не так получится, как задумал,— сказала Сергею Валентина Михайловна.

Когда-то давно сама она пострадала из-за того, что ее не смогла понять собственная мать, одним махом перечеркнувшая планы дочери отправиться учиться на швею из Ворошиловграда в Харьков. 15-летней Вале мама сказала решительное «нет», о чем дочка, убежденная, что шитье — ее призвание, жалеет и по сей день. И когда настала пора решать судьбу младшего сына, Валентина Михайловна вспомнила о своем горьком опыте. Не последнюю роль здесь сыграли слова старшего сына, который заверил маму, что берет на себя заботу о брате.

И вот наступает время отъезда. Они идут по перрону — мама и ее сыновья. Василий тащит чемодан с учебниками и вещами младшего брата, а Валентина Михайловна с Сер-