Спасибо вам всем
Наутро Нина Ивановна взяла в руки тетрадь, обтянутую красной кожей. Это был подарок ее тренера, когда она заканчивала выступления в спорте. На первой странице было написано: «Ниночка, эти записи помогут тебе стать настоящим тренером». Она очень удивилась в то время, увидев только чистые листы. Спросила у тренера, что это значит. И он объяснял, что тетрадь будет постепенно заполнять она и все размышления, наблюдения, которые появятся в ней, станут опорой в работе.
На этих страницах уже были записаны и зарисованы композиции Мухиной, Филатовой, Шапошниковой. После сегодняшнего дня в ней появились наблюдения за тренировкой Тани Аржанниковой и Лены Наймушиной.
Им обеим было по четырнадцать лет, обе одновременно заявили о себе на молодежном первенстве СССР 1977 года. Обе в 1978 году были включены в основной состав сборной страны.
Нине Ивановне эти гимнастки нравились. Их делало похожими стремительное освоение сверхсложных элементов. И не только готовность создавать программы мирового уровня, но и возможность эти замыслы осуществлять.
Но они были разные.
Аржанникову тренировал признанный гимнастический педагог Викентий Дмитриев. Из его витебской школы вышли олимпийские чемпионки Лариса Петрик и Тамара Лазакович. Поэтому появление Аржанниковой считалось закономерным. Имя же тренера Наймушиной Валентина Шевчука стало известным только недавно. Лена — его первая ученица, поднявшаяся столь высоко.
Нине Ивановне сразу бросилась в глаза внешняя непохожесть Тани и Лены. Аржанникова казалась собранной, с печатью внутренней силы. Нахмуренный лоб закрывала темная челка. Наймушина смотрела широко раскрытыми голубыми глазами, была восторженная, с чисто русской открытостью во взоре.
Елена впитывала каждое слово тренера. С готовностью выполняла каждый его совет. Шевчук и Наймушина напоминали ниточку с иголочкой, так тонко чувствовали друг друга. Лена потом говорила о том, что Шевчук знает ее лучше, чем она сама. Она понимала тренера с полувзгляда, полуслова. Только он начинал фразу, Лена кивала головой, заранее соглашаясь со всем, что бы он ни сказал.
Аржанникова поразила Нину Ивановну другим. Иногда Таня вдруг замыкалась, как будто что-то в ней застопоривалось, и исправить это что-то было невозможно. Замирала перед брусьями, сомкнув брови, и стояла так двадцать минут, тридцать... — Я слушаю себя,— объясняла она Дмитриеву. — Мой организм говорит «нет», а организму сопротивляться бесполезно.
Тренер сердился:
— Слушает она, видите ли, себя. А твои соперницы в это время работают!
Таня улыбалась:
— Ну что вы сердитесь? Сами же знаете, что на соревнованиях я все сделаю распрекрасненько...
Нина Ивановна знала, что в этих словах есть доля правды. Она видела, как на международном турнире Аржанникова резко прибавляла от снаряда к снаряду, исполняя свои композиции с блеском.
Нина Ивановна вспомнила все свои прежние наблюдения за этими спортсменками на соревнованиях. Сравнила с новыми впечатлениями. Думала о том, как вела бы себя с ними, будь их тренером. Лена — благодатный слушатель. Ей достаточно дать четкую и ясную установку. Таня в беседах всегда оппонент. Значит, с ней надо разговаривать всегда серьезно, аргументированно, тщательно продумывать свои слова.
Нина Ивановна записала в свою тетрадь: «Этим девочкам проще, чем Корбут. Они идут по проторенной дорожке. Но им и сложнее, потому что по пути сложности они пошли дальше, чем она. Теперь к сверхсложным элементам судейские требования еще выше — они должны выполняться чисто, грациозно, легко. Риск — удел юности. Грациозность приходит со зрелостью. Моим девочкам еще предстоит пройти и первую стадию, и вторую. Не только такой путь может обеспечить их гимнастическое будущее».