Спасибо вам всем

...В гимнастике Нина Ивановна не достигла уровня Латыниной и Астаховой, была вечно на вторых ролях, в сборную ее взяли лишь однажды, да и то запасной. Были у нее по этому поводу в свое время и огорчения, и слезы, но опустошенности они не принесли, а дали толчок к размышлениям. Нина Ивановна, не имея дара постигать любое движение в целом и сразу его выполнять, докапывалась до сути каждого элемента. Она научилась со временем раскладывать движения на составляющие, придумывала подходы к каждой его части. Но, что другим давалось играючи, она постигала через сотни попыток. У нее была преданность гимнастике и колоссальное желание трудиться, но то, что одни называют талантом, другие — удачей, никак к ней не подходило, было понятием инородным, чужим.

Ее подруги, те, которые были счастливее в гимнастике, кому, кроме синяков, достались еще и лавры, тренеры не пошли. Одна, правда, пробовала, но бросила. Она никак не  могла простить своим ученицам того, что они не могут с такой же легкостью, как она в свое время, сразу после первого объяснения выполнить любой, даже самый сложный элемент. Объяснить, почему движение разваливалось на части и как его собрать в одно целое, она не умела. Гимнастику она чувствовала нутром, каждым нервом и мускулом, но не разумом.

Нину Ивановну трудности не смущали. Если у ученика все ладилось, хотя бы с десятого подхода, она радовалась, как дитя. Ей-то самой все удавалось гораздо позже. Родители охотно отдавали девочек к Нине Ивановне. Потому что она была ласкова и строга и проблемы, связанные с учебой или личным поведением, могла устранить быстрее, чем папы и мамы. Потому что старалась все понять, во все вникнуть, а потом уже принимала решения и педагогические меры.

...Алену она приметила сразу. Пришла в школу делать очередной набор и на уроке физкультуры обратила внимание на гибкую тоненькую девочку с огромными серыми глазами, пластичными худенькими ручками. В ней не было и намека на физическую силу, но что-то подсказывало Нине Ивановне, что она сможет все. «Только бы не отказалась»,— подумала тогда Нина Ивановна.

У Нины Ивановны часто возникало чувство неудовлетворенности. В какой-то момент, даже когда все шло гладко, она не могла найти себе места, ходила по улицам, терзаемая сомнениями. Было ей в такие времена очень неуютно в зале.  Все, что делала, казалось никчемным. Боялась смотреть детям в глаза, думала: «Вот верят они мне, а что нового я могу им дать? Так, подобие гимнастики. Обман, сплошной обман». Нина Ивановна была к себе несправедлива, но именно эта тревога и поиск чего-то нового делали ее тренерский труд новаторским, неожиданным.

Девочки видели, что с Ниной Ивановной что-то не так, но с вопросами не приставали, сидели тихие и послушные. И эта прилежность добавляла горечи в смятенную душу тренера. Нина Ивановна понимала, что нужно взять себя в руки, вырваться из оцепенения, забыть себя и жить в них — в своих ученицах.

Тогда на смену прежнему состоянию приходила необузданная веселость, остроты и каламбуры так и сыпались. Нина Ивановна рвалась сама показывать элементы, потом просила аккомпаниатора сыграть что-нибудь «шальное». И вдруг выдавала такие вольные упражнения, что все находящиеся в зале останавливали тренировку и не могли оторвать глаз от ковра. Когда Нина Ивановна заканчивала и, смущенно улыбаясь, говорила: «Все, концерт закончен», ее ученицы кричали «браво!» и хлопали в ладоши. Потом задирали носы: мол, вот какой у нас тренер.

Но она-то знала, что дома будут слезы, а назавтра она побежит в тот, другой зал, где раньше тренировалась сама. Знала, что сядет в уголок и будет, как губка, впитывать в себя все элементы, связки, переходы, тренерские команды, будет всматриваться в лица теперешних сильнейших в мире маленьких «звезд» и радоваться обилию информации и впечатлений.

Страницы: 1 2 3