Шпага в руке

За что ты так любишь фехтование? — спросил я однажды олимпийского чемпиона Григория Крисса.
— Ну, разве можно сразу ответить на этот вопрос?.. Фехтование — это моя жизнь. В жизни бывает всякое — и хорошее и плохое. И все равно мы ее всегда любим. Часто даже не задумываясь — за что. И когда речь идет о фехтовании, я тоже не очень задумываюсь над тем, что меня в нем особенно привлекает. Мне нравится подготовка к боям, обстановка соревнований, наполненная азартом и мужеством. И, конечно, очень нравится вести бой. Сам процесс поединка — независимо от его исхода — захватывает меня. Вначале, когда я только пришел в секцию, привлеченный славой д’Артаньяна, мне очень понравилась сама обстановка: десятки ребят со сверкающими рапирами, шпагами, саблями в руках, замысловатые названия приемов, рыцарское убранство спортсменов. Сколько в этом романтики! Теперь это стало привычным. Зато с каждым днем все более увлекательными становятся те вначале скрытые от неопытного взгляда детали, черты фехтования, которые, собственно говоря, и составляют его основу...

Мы беседуем с Григорием Криссом прямо в фехтовальном зале киевского «Динамо». Вдоль зала размечены узкие боевые дорожки — нынешние мушкетеры не имеют большого оперативного простора. Их сфера боя ограничена размерами дорожки. Попробуй тут маневрировать! Тем тоньше должны быть боевые приемы, молниеноснее реакция, зорче взгляд, сильнее руки.

Если приглядеться к фехтовальщикам, то можно увидеть, что и в тренировке, и в бою их действия несколько отличаются, как отличается само оружие — рапира, шпага и сабля. Рапирой, например, можно нанести только укол и только в строго ограниченные участки тела. А саблей можно сделать и рубящий удар.

Крисс — шпажист. Он может наносить уколы в любое поражаемое место. Именно вооружившись шпагой, добился Крисс самого почетного титула для спортсменов. Он стал на Олимпиаде в Токио владельцем золотой чемпионской медали. Это были очень интересные бои, и сам Крисс всегда охотно рассказывает о них. Послушаем его:
— ...Стальной клинок вибрирует.

Он — продолжение руки.

На острие клинка словно пучок крепко скрученных нервов.

И ты чувствуешь, осязаешь, будто пальцами, прикосновение шпаги к телу противника. Когда оружия нет, моя левая рука кажется мне просто короткой. Левая рука — потому что я левша.

Мне не надо даже смотреть на кончик шпаги. Как и каждому фехтовальщику. Мне не надо измерять расстояние между собой и соперником. Я его чувствую. Автоматически. Как электронный прибор. Клинок — единица измерения.

У меня было много боев. Некоторые прошли бесследно. Или это так кажется, что бесследно. Потому что каждый бой, каждый выпад или защита оставляет какой-то след. Тысячи тысяч следов и составляют опыт. Наноси как можно больше уколов на тренировке и соревнованиях!

А в некоторых боях мне памятен каждый шаг, каждое движение. Бывает, что перед боем я специально вспоминаю, как однажды особенно удачно вышел укол, каким он был неотразимым. И мне хочется повторить его. Спортсмены называют это психологической настройкой. У каждого фехтовальщика она разная. Главное — почувствовать в себе уверенность и легкость.

Труднее всего мне в течение нескольких лет приходилось с поляком Богданом Гонсиором. Уж больно он высок — ростом более двух метров. А я по сравнению с ним — маленький. Сантиметров на тридцать ниже. Руки у Гонсиора — длинные, и достать его кончиком шпаги очень трудно. Я проигрывал поляку несколько раз, а на Олимпиаде мне нужно было с ним встретиться снова.

Спорт уравнивает силы соперников. Спорт ведь не только физическая сила и выигрышные физические данные. Спорт — это и тактика и стратегия. Это — наука побеждать.

И вместе с моим тренером Семеном Колчинским мы разработали накануне поездки в Токио тактический план встречи с Гонсиором. Я стал готовиться к бою за много месяцев до него.

И вот мы стоим на боевой дорожке. Перед выходом я еще чуть-чуть волнуюсь, потому что уже не вижу ничего вокруг. У меня всегда так: на дорожке я вижу только противника, его движения, его шпагу и руку. Впрочем, рука и шпага кажутся одним целым. Гибким, обманчивым, таящим беспрерывные угрозы. Попробуй догадайся какие!

Ближе всего ко мне вытянутая рука Гонсиора — самое уязвимое его место. Она, эта рука, и была главным объектом нашего тактического плана. Я долго отрабатывал уколы именно в эту цель, но сразу же вижу, что могу поразить Гонсиора и в бедро. И не медлю.

Теперь я чувствую себя совершенно свободно. Прежней скованности как и не бывало. Начинается игра, которая так увлекает в фехтовании. Выманить противника из обороны, заставить его открыться, захватить врасплох. Инициатива как будто у Гонсиора. Он теснит меня. Надвигается. Но ему только кажется, что инициатива за ним. Ход событий контролирую я.

Я вижу лицо Гонсиора и чувствую, что он уверен в себе. Самоуверен. Он даже неосторожен. Второй укол я наношу ему в руку. Через несколько секунд атакую снова. Гонсиор прячет руку, а я попадаю в грудь. А потом снова в руку.

Соперник нервничает, сердится, что-то кричит своему тренеру. Тот его успокаивает. А мне легко и свободно.

Это был самый трудный бой. В особенности если учитывать всю его историю.

А еще очень интересно сложился у меня на Олимпиаде поединок с англичанином Уильямом Хоскинсом. Я не боялся встречи с ним, но был момент, когда все висело на волоске. У меня уже было одно поражение, у Хоскинса — не было. Мне нужна была только победа. Хоскинса устраивало и обоюдное поражение из-за просроченного времени (есть такое правило в фехтовании, и оно только подхлестывает спортсменов).

За три секунды до конца боя счет уколов был 8 : 8. Я все время умышленно шел на обмен ударами. И теперь пытаюсь прижать его к самой границе площадки. Дважды судьи возвращают Хоскинса на боевой рубеж. В последний момент я чуть-чуть опускаю шпагу и выманиваю Хоскинса. Он бросается вперед, и ловушка захлопывается. Я показываю, что хочу нанести укол в грудь. Хоскинс старается отбить атаку. Но ее в этом направлении вовсе нет. Это финт. Хоскинс раскрыт, беззащитен. Парировать укол невозможно. Победа.

Вот и все. Просто. Ясно. И сложно. И запутанно. И чрезвычайно интересно. Может быть, за все это вместе взятое и люблю я свое фехтование...