Самая высокая мечта

Несмотря на громкие, безапелляционные, высказанные раздраженным тоном замечания тренера, я не отступил от своих планов (не берусь утверждать, что требования Тарасова с педагогической точки зрения были неверными, ведь опытный тренер имел в наборе немало оригинальных приемов воздействия на игроков, возможно, он хотел меня только подзадорить). Замечания я выслушивал, обдумывал и поступал так, как мне представлялось правильным с точки зрения сложившегося игрока. Кстати сказать, по завершении канадского турне меня признали одним из лучших хоккеистов — и по результативности, и по содержательности игры.

Когда встал вопрос об утверждении олимпийской команды, у тренеров просто не было аргументов, чтобы оставить меня за бортом. Хотя, я думаю, Анатолий Владимирович Тарасов и Аркадий Иванович Чернышев с большим удовольствием включили бы в сборную хоккеиста ЦСКА или московского «Динамо». Так я попал в олимпийскую команду вместе с постоянными партнерами по спартаковскому звену.

Трудно передать словами радостный, торжественный, дружелюбный дух сплоченности и единодушия спортсменов разных стран, господствовавший на Олимпиаде в Гренобле. Тем более что попал на самые престижные соревнования планеты в первый раз. Все было для меня необычно: весна в феврале, цветущие деревья, зеленая трава, красочный парад спортивных делегаций, уютная Олимпийская деревня. Каждый участник олимпиады надеется на успех, на завоевание медали. Я никогда не поверю тому, кто скажет, что главным для него было участие в состязаниях, а не победа. На олимпиаде этого не бывает. Она проводится раз в четыре года,; и если ты не использовал своих шансов сейчас, когда хорошо подготовлен к стартам, то в следующий раз достичь вершины будет сложнее. Ведь сохранить высокую боеспособность еще на четырехлетие весьма сложно.

Мне довелось встречаться со многими участниками олимпиад, но не было среди них ни одного, кто не мечтал о звании олимпийского чемпиона, кто заранее ставил перед собой более скромные цели — скажем, стать обладателем бронзовой или серебряной олимпийской медали. Нет, все стремились к абсолютной победе.

Наша хоккейная команда не меньше других участников советской делегации старалась выиграть олимпийский турнир. И основания для веры в успех были весомыми. Я, к примеру, уезжая во Францию, был твердо убежден, что сборная СССР на тот период— сильнейшая на планете. Ведь с 1963 года наши хоккеисты никому не уступали звания чемпиона мира. И где-то в душе я был уверен, что возвращусь домой с тремя золотыми наградами: за победы на Олимпиаде, на чемпионате мира и Европы — в то время все высшие хоккейные титулы в олимпийском сезоне разыгрывались одновременно.

Реальность мечты стать олимпийским чемпионом я почувствовал в самом начале нашего матча с хоккеистами Чехословакии. В первом же выходе на лед наша тройка, считавшаяся в Гренобле ведущей, разыграла быструю комбинацию и Борис Майоров с моей передачи забросил шайбу. Легко поведя в счете, мы уверовали, что никаких осложнений не случится и в дальнейшем. Тем более что половину периода игра проходила в одной зоне — у ворот сборной Чехословакии. Там было создано еще много голевых моментов, тогда как на нашей половине поля и шайба-то почти не появлялась.

Однако олимпийский турнир — состязания особого рода. Они не терпят ни малейшего расслабления. Нас же начало матча настроило на благодушный лад. Хорошо помню, мелькали мысли: мол, не забили в эту смену — не страшно, забьем в следующий выход на лед или через раз. Такое же настроение, очевидно, овладело и партнерами. Мы не смогли увеличить счет.

И вдруг во втором периоде, как гром среди ясного неба, мы сами пропускаем шайбу—1:1.