Янис Круминьш
Не могу не рассказать о Янисе Круминьше — превосходном баскетболисте, большом спортсмене и человеке, которого я очень люблю. Впрочем, только ли я? Его все любят. О Круминьше, насколько мне известно, никто и никогда не сказал худого слова; он, кажется, единственный из знакомых мне людей, у которого не было — да и не могло быть — не то что врагов, просто недоброжелателей.
Добрейшей души человек, который мог ужиться со всеми и с которым могли ужиться все, Круминьш являл собой полнейшую противоположность Ахтаеву и в обыденной жизни, и на площадке. На его долю досталось не меньше дурацких шуточек и издевательств, чем на долю Ахтаева, но Круминьша это не озлобило. Против него многие играли грязно: щипали, толкали, провоцировали — против него играли так, как против Ахтаева. Но он-то относился к своим обидчикам не так, как Ахтаев: он терпел и делал свое дело. Долготерпению и благородству Круминьша можно было только дивиться. По-моему, он не только понимал своих обидчиков — он оправдывал и прощал их. Казалось, Круминьш сам себе говорил: «Ну что им остается делать, если я такой высокий?»
Ахтаев, если вы помните, тоже сдачи не давал: он боялся показаться смешным. Круминьш же боялся невзначай изувечить человека. Боязнь эта ограничивала возможности Круминьша и его команды. Валдис Муйжниекс, одноклубник и добрый приятель Круминьша, рассказывал мне, что долгое время Гомельский учил Круминьша, требовал от него: «Получил мяч — сделай широкий шаг в трехсекундную зону и резко повернись!» Круминьш в ответ: «Там же люди стоят...» — «Ну и что? Правила на твоей стороне!» — «Но там же люди...» Однажды на тренировке тренер допек Круминьша, и тот, получив мяч, сделал то, что от него требовали. Круминьш наступил на Хибша, игрока невысокого и щуплого. Хибш упал как подкошенный. Круминьш взял его на руки и понес, как несут детей, к врачу.
Одни игроки из-за грубости соперника тушуются, других она приводит в ярость и тоже выбивает из привычной колеи. И тем и другим кое-кто из опекунов старается разок-другой «врезать», дабы вывести из себя. Третьих — таких, как Модестас Паулаускас, — лучше не трогать: они, когда их разозлишь, играют еще лучше, чем обычно. А Круминьш — единственный в своем роде: его что зли, что не зли — никакого эффекта! Он и труса не праздновал, но и не знал, по-моему, что это такое — спортивная злость. Не знал и превосходно без нее обходился. Ее Круминьшу заменяла добросовестность. Человек может сыграть лучше, может сыграть хуже. Круминьш всегда играл примерно одинаково. Лучше или хуже играл его соперник — от этого в общем-то и зависел успех или неудача Круминьша. Сам он всегда играл одинаково — одинаково добросовестно, одинаково хорошо.
Ахтаев — тот любил баскетбол. Любил ли баскетбол Круминьш, не знаю. Скорее всего любил: мне не встречались спортсмены, которые не любили бы спорта. Однако же я не удивился бы, узнав, что Круминьш относится к баскетболу довольно сдержанно. Круминьш — человек долга. Он не сразу согласился стать баскетболистом, его уговаривали, упрашивали. Но, приняв решение, такой человек, как Круминьш, уже не мог отбывать номер. Убежден, что так же добросовестно Круминьш принялся бы за освоение любого другого выбранного им дела.
Ахтаев был сантиметров на пятнадцать выше Круминьша, техничнее, чем он, лучше видел поле, быстрее оценивал ситуацию, но, как это ни странно, лучше играл в баскетбол Круминьш. Правильнее сказать так: Круминьш играл команднее. Команда Ахтаева всегда находилась в зависимости от настроения своего лидера и никогда не знала, в каком настроении будет пребывать ее лидер во время предстоящего матча. Команда Круминьша в этом отношении могла спать спокойно: для Круминьша не существовало «хочу — не хочу», «могу — не могу» — он человек долга, он знал одно: «Надо — значит, надо». И команда могла быть уверена в Круминьше не на матч — на тридцать матчей вперед. Круминьш никогда не обижал своих партнеров и не обижался на них, если те порой срывались.
Мелочи, скажете вы. Согласен: мелочи. Но как важны эти мелочи в команде, где собраны люди с разными характерами, вкусами, привычками — разные люди, которые должны делать общее дело! Не перечесть, сколько их было, превосходных баскетболистов, которые эгоизмом, неуживчивостью перечеркивали все свои достоинства, сколько их было, звезд, рядом с которыми не игралось... И как это здорово, когда в команде есть такой человек, для которого «мы» и «надо» важнее, чем «я» и «хочу» — особенно если человек этот в команде на первых ролях.
Человек долга... Ему было 39 лет, когда он ушел из баскетбола, которым уже был сыт по горло. Да и здоровье у него пошаливало. Но когда его команда оказалась в критическом положении, он вернулся. Надо было — и он вернулся.
Круминьш никогда не унижался до того, чтобы пожаловаться на своего обидчика судье (хотя поводов для жалоб было предостаточно), возмутиться — ну, не возмутиться, просто выказать свое неудовольствие — его, судьи, неправильным решением (не было, нет и, наверное, никогда не будет судей, которые не ошибались бы; и не было на моей памяти игрока, который всегда в таких случаях вел бы себя невозмутимо, — кроме Круминьша, не было: он, если случалось, удивлялся судейскому решению, значит, действительно удивлялся, а не делал вид, что удивляется).
Это хорошо, что ежегодно у нас публикуют списки лучших центровых, нападающих, защитников. Жаль, что по итогам сезона не выбирают ежегодно самого корректного баскетболиста. Если бы выбирали, уверен, за все те годы, которые провел в большом баскетболе Янис Круминьш, он все время значился бы джентльменом № 1.
В спорте редко кому удавалось прожить без клички. Была кличка и у Яниса Круминьша. С легкой руки московского динамовца Владимира Торбана, талантливого баскетболиста и остроумнейшего человека, его в течение долгих лет называли Кормильцем. И во время матчей сборной СССР, отправляя Янису мяч — а Торбан, надо сказать, едва ли не лучше всех в стране играл с Круминьшем в пас, — он приговаривал: «Давай, Яшка! Давай, Кормилец ты наш!» А непосвященным Торбан охотно объяснял: «А как же! Конечно же Кормилец: он ведь всех нас медалями кормит!»
Ну, а если серьезно, то в шутке Торбана была не одна, а много долей правды. И без Круминьша рижский СКА и сборная СССР были бы, наверное, очень сильными командами. Но я совсем не уверен, что без Круминьша рижане сумели бы выиграть пять кряду чемпионатов страны и трижды первенствовать в розыгрышах Кубка европейских чемпионов. В сборной СССР Янис Круминьш играл с 1958 по 1964 год. Команда за это время провела семь официальных международных турниров. И только в одном — третье место в чемпионате мира 1963 года — она выступила крайне неудачно. То был единственный из семи турниров, в котором не играл Круминьш. Не счесть матчей, которые были выиграны Янисом Круминьшем. Есть у нас баскетболисты, у которых титулов и медалей еще больше, чем у Яниса Круминьша. Но, убежден, что самым полезным, если так можно выразиться, игроком в отечественном баскетболе за все послевоенные годы был он, Янис Круминьш, Кормилец из Риги.
...Василий Ефимович Колпаков сказал как-то, что он знает двух больших спортсменов, которых не испортила слава, — Льва Яшина и Яниса Круминьша. С Яшиным я не знаком. А вот что касается Круминьша, могу засвидетельствовать, что Колпаков прав. И в зените славы он оставался скромнейшим человеком.
Кое-кто иронически усмехнется: какой там большой спортсмен — просто великан, которому из-за высокого роста легко в баскетболе жилось, и все тут.
Нет, Янис Круминьш большой спортсмен, настоящий спортсмен. После того как начал играть Круминьш, у нас в баскетболе появилось много великанов. Одни исчезли раньше, чем успели запомнить их фамилии, другие играли неплохо, третьи — очень хорошо. Появились и великаны, которые в чисто баскетбольном плане не уступают Круминьшу или даже превосходят его. Но ведь спортсмен — это нечто большее, чем просто очень хороший игрок. Спортсмен — это еще и к.п.д.: да простится мне, что в разговоре о человеке я употребляю термин, которым оперируют, когда говорят о машинах, но ведь если хочешь понять, хорош или плох тот или иной спортсмен, важно знать не только, что человек дает, важно еще и то, что этот человек может дать. Спортсмен — это еще и отношение к партнерам и соперникам, к делу, которому он служит. Спортсмен — это еще и испытание неудачей и успехом. Спортсмен — это многоборец. И в этом многоборье у Яниса Круминьша мало равных не только среди великанов, среди баскетболистов вообще.
Янис Круминьш пришел в спорт, в баскетбол, 23 лет от роду — поздно, очень поздно: я не могу вспомнить ни одного мало-мальски преуспевшего в баскетболе человека, который впервые взял бы в руки мяч, когда ему пошел 24-й год. Всего, чего добился Круминьш — а добился он многого, — он добился потом своим. Кончалась тренировка — ему говорили: «Сделаешь сто бросков — потом уйдешь!» Его не проверяли — ему верили. Он уходил после пятисотого броска.
...Нет, и великанам плохо живется в баскетболе. Великан будет горбатиться до седьмого пота — все равно все его успехи объяснят тем, что ростом он удался.