Хрустальный коридор

Черная полицейская машина отправилась в путь за час до рассвета... Нет, нет, не происходило ничего похожего на детективный роман! Полицейские машины в. Гренобле были брошены на обслуживание журналистов, и мы еще накануне вечером заявили о своем желании поехать за двадцать километров от олимпийской столицы, в курортное местечко Вилар де Лан на соревнования саночников. Выехали затемно, потому что путь предстоял неблизкий, а первые старты были назначены на семь утра — пока не пригрело солнце.

Дорога забиралась все выше и выше. Мы дремали, воображая себя сотрудниками комиссара Мегрэ, и проснулись, когда темные контуры альпийских гребней стали золотиться в солнечных лучах. Дорога сделала последний виток, показался шпиль ратуши Вилар де Лана и яркие флаги над зданием местного филиала олимпийского пресс-центра. Флагов было семнадцать. По привычке мы стали было искать наш, но спохватились — его тут быть не могло: на санных гонках мы пока только зрители.

Перед шеренгой флагов горел прозрачный в лучах утреннего солнца олимпийский огонь. Мы задержались перед ним на минуту, чтобы запечатлеть седобородого спортсмена с санями на плече, одетого в костюм национальной сборной какой-то страны, но какой, мы понять не могли. А он решительно двинулся вверх по узенькой улице, смешавшись с толпой, которая следовала согласно указателям — «К месту соревнований».

Спортсменов в толпе было немного, в основном зрители — курортники, отказавшиеся в это утро от своих горных лыж ради редкого зрелища. Городские улицы остались чуть в стороне, мы поднялись по некрутому заснеженному склону к нижней — финишной точке трассы.

Как жаль, что нельзя было видеть всей трассы! Длинная и извилистая, она уходила в гору, и охватить ее взглядом было невозможно. Даже с журналистской трибуны, которая возвышалась у самого выигрышного места — над последним предстартовым виражем и заключительной прямой,— виден был только отрезок в несколько десятков метров. Впрочем, на первых порах и этого оказалось достаточно, чтобы поразить наше воображение. Ведь всегда требуется некоторое время, чтобы разобраться в происходящем, свыкнуться с совершенно новым зрелищем.

Представьте себе коридор из голубоватого, прозрачного словно хрусталь и гладкого как зеркало льда. Коридор извивался змеей, перед нами открывалась его заключительная дуга, нижний конец которой расширялся, переходя в прямую — широкую полоску крупитчатого снега, а верхний поворачивал в вираж, с высокой и кажущейся почти отвесной ледяной стенкой, которая завершалась деревянным барьером.

Едва мы успели бросить беглый взгляд на все это, как из громкоговорителя донесся решительный голос: «Внимание! Просим всех соблюдать осторожность, сейчас будет дан старт...» Призыв к осторожности был провозглашен не зря: накануне зазевавшийся шофер черного олимпийского автобуса, стоявший слишком близко  к трассе, получил довольно сильный удар санками, которые, потеряв седока, перелетели через барьер.

Светофор над трассой вспыхнул красной лампой: «Внимание!». «Старт!» — загорелся зеленый сигнал. Мгновенье тишины — и сверху на нас покатился звук, нараставший, как горный обвал. Сначала негромко, потом все сильнее и сильнее резал, резал лед металл.

Если не глядеть на цифры, мелькавшие на световом секундомере, казалось, что время спуска тянется долго, так много впечатлений принесло невиданное зрелище. Но секундомер свидетельствовал: и минуты не прошло, как черная молния скользнула по ледяной стенке виража, и зритель, наклонившийся над деревянным барьером, невольно отпрянул — так близко и стремительно взвились санки вверх, чтобы тут же броситься с высоты вниз.

Последний раз мигнули цифры на табло и остались неподвижными — 59,7. Без малого минута прошла с тех пор, как гонщик начал свой путь и закончил его, пройдя финишный створ. Потом он затормозил, впиваясь каблуками в снежную крошку, санки выбросили фонтан белой пыли и остановились. Гонщик перевел дух, снял очки и шлем. Постоял чуть-чуть, приняв дружеские похлопывания по плечу, взвалил самки на спину и снова пошел в гору.

Снова мигнули красная и за ней зеленая лампы светофора. Снова черной молнией чиркнули по ледяной стене сани. 58,54 — показал секундомер. Как завороженные, мы стояли на трибуне. И только когда промелькнули три или четыре спортсмена, глаз освоился с происходящим и захотелось узнать больше.

Заснеженные ступени вели вдоль трассы наверх. Придерживая лежащие на спине сани за концы полозьев, гонщики не спеша двигались в гору. Полезли за ними и мы.

Над ледяным коридором трассы кое-где были перекинуты мостики, чтобы можно было переходить с одной стороны на другую или, остановившись над самой трассой, ждать, когда сани пролетят по ней и возникнет ощущение, будто сам прикоснулся к скорости.

От старта до финиша — километр. Путь саночников начинался со стартовой эстакады —с деревянной, облитой льдом горки, вроде той, с каких катаются зимой на фанерках ребятишки, только повыше и покруче. Приготовившийся к старту гонщик замирал, следя за сигналами светофора. Зеленый! Выстрел стартера — и в то же мгновенье мощный толчок руками о скобы, укрепленные по бокам. До этого гонщик держался за них, а в момент старта скобы играют роль стартовых колодок на беговой дорожке.

Сани летят вниз. Гонщик, откинувшись назад, лежит на своей легкой гибкой ракете, которая благодаря крутизне эстакады резко набирает начальную скорость. Мгновенье — и сани уже исчезли за поворотом виража, скрежет полозьев становится все глуше... И уже новый спортсмен, взявшись руками за скобы, замер в ожидании сигнала, что путь свободен.

И снова понадобилось несколько минут, чтобы ко всему этому приглядеться. А приглядевшись, мы обратили внимание на то, что прежде чем подняться по лестнице, ведущей на стартовую эстакаду, каждый саночник подходит к контрольному пункту. Судьи-контролеры придирчиво осматривают снаряжение спортсмена. Сначала его костюм: широкий кожаный пояс, шлем, очки, подбитые гвоздями ботинки — ну, это понятно, техника безопасности. Потом очередь доходит до саней. К саням контролеры особенно внимательны. Сани взвешивают на весах — двадцать килограммов, не больше! К металлическим полозьям прикладывают термометр. Всю важность этой последней процедуры мы поняли только позднее, прочитав в олимпийских бюллетенях сообщение о том, что саночницы из ГДР, претендентки на звание сильнейших, были дисквалифицированы за то, что якобы подогревали полозья своих саней с помощью какого-то специального снадобья. Известно, что скольжение, а значит, и скорость, будут тем лучше, чем меньше сила трения, а между разогретым металлом и поверхностью льда образуется прекрасная «смазка». Но так же ясно и то, что на соревнованиях все участники должны быть по мере возможности в равных условиях.

Однако нам пока было не до того, чтобы вникать во все эти тонкости, хотелось просто смотреть: скорость завораживала и жаль было, что видеть путь саночника удается только кусочками — старт, вираж, отрезок прямой, еще вираж, еще отрезок — под переходным мостиком и финиш... Финиш все-таки был самым эффектным моментом! И мы решили снова спуститься туда, к журналистской трибуне.

В то время как мы не спеша поднимались к старту и так же не спеша спускались к финишу, солнце спешило. Яркое альпийское солнце. Лед под его лучами заискрился. Снег на пешеходной дорожке потемнел. Сосульки у деревянных бортов виражей закапали прозрачными слезами. Вот она, переменчивая горная погода! Когда на рассвете мы садились в полицейский автобус, мороз стоял градусов десять, сейчас на солнышке температура была явно плюсовая, а к середине дня наверняка можно будет загорать.

. Но пробыть на трассе до середины дня не пришлось. Среди судей началось беспокойство. Ледяные стенки трассы под лучами солнца и тяжестью острых полозьев становились хрупкими. Угрожающе хрупкими... Да, лед — не асфальт, а там, где скорости подбираются к ста километрам в час, рисковать нельзя.

Соревнования прервали. У виража, который представлял явную угрозу, собралась целая комиссия. Решение было категорическим: тем, кто не успел совершить третий заезд, предоставить эту возможность, и по результатам трех заездов определить победителей. По международным правилам положено каждому совершать по четыре спуска, но что же делать, если подвела погода!

Когда вечером, гуляя по маленькому уютному Вилар де Лану, мы неминуемо — больше тут пойти некуда — снова вышли на санную трассу, то увидели еще одну необычную картину.

Сильные электрические светильники прорисовывали в темном склоне контур ледяного коридора. Было достаточно светло, чтобы тренироваться. Но вместо спортсменов на льду хлопотали рабочие, вооруженные специальными баллонами. Лед поливали, чем-то обрызгивали, полировали, снова обрызгивали.
— Жидкий азот. Минус сто девяносто,— объяснял любопытствующим техник-холодильщик, руководивший этой работой.

Трассу готовили к утренним стартам. И все-таки, несмотря на массу хлопот, утром состязания не состоялись— полил дождь и свел всю работу насмарку. Женщины-гонщицы в полной мере испытали предстартовую лихорадку, потому что после дождя потребовался еще день, чтобы ликвидировать нанесенный погодой ущерб. А когда состязания саночниц наконец состоялись, судьи все-таки не решились провести их по полной программе: как и в гонках мужчин, пришлось сократить количество заездов, ограничившись результатами трех.

Быть может, на решение жюри повлияло не только припекающее солнце, но и печальный случай с одной из гонщиц. Увы, в спорте высоких скоростей, несмотря на правила безопасности, очень трудно застраховать участников от травм. Самая надежная страховка — мастерство, но и оно, случается, подводит даже сильнейших. Вот и на этот раз в Вилар де Лане опытная итальянская саночница Кристина Пабст не сумела сохранить равновесие на вираже. Ее сани вылетели из ледяного желоба, а самою Кристину сила инерции могучей рукой швырнула в снег. С переломами руки и ноги девушку увезли в госпиталь.

Из-за капризов погоды нам не пришлось увидеть наиболее эффектный в смысле скорости вид соревнования — гонки мужчин на санях-двойках, которые переносили со дня на день и в конце концов провели чуть ли не ночью, обойдясь почти без зрителей. А жаль! Если протоколы женских гонок свидетельствовали, что тут сани проходили укороченную трассу в шестьсот метров за 49—50 секунд, то у мужчин сани-двойки километровый маршрут преодолевали за меньшее время. 47,88 секунды — таков был лучший результат, показанный парой из ГДР, Томасом Келлером и Клаусом Бонзаком.

Сани-двойки длиннее и тяжелее одиночных. Двое спортсменов, лежа в них, действуют, как одно существо с четырьмя руками и ногами. Больше сила тяжести — выше скорость, это тоже известно из элементарной физики. Но на трассе, змеящейся виражами, это означает еще и более сложное управление безрульным, но послушным снарядом. Пятнадцать пар гонщиков промелькнули перед восходам солнца в последний день Гренобльской олимпиады. На это зрелище, наверное, стоило посмотреть.

Погас огонь перед главной ареной сражений — Ледяным дворцом Гренобля. И погасла малая чаша в резиденции саночников — тихом Вилар де Лане, снова отдавшем себя в распоряжение горнолыжников-любителей. Но прежде чем здесь был спущен флаг санных гонок, на пьедестал почета поднялись австриец Манфред Шмидт, спортсмены из ГДР Томас Келлер и Клаус Бонзак, итальянка Эрика Лехнер, гонщицы из ФРГ — Христина Шмук и Анжелика Дуенхаунт, а затем во второй раз Бонзак и Келлер, победившие на санях-двойках.

Это были сильнейшие в мире. Спортсмены очень высокого класса. Те, с кем советские гонщики через несколько лет решились выйти на одну трассу крупных международных состязаний. (Забегая вперед, нельзя не упомянуть о том, что со времен Гренобльской олимпиады в рядах сильнейших саночников мира произошли некоторые перемещения. «Большая пятерка»—спортсмены ГДР, Польши, Италии, Австрии, ФРГ —по-прежнему пока не знает равных на мировых чемпионатах. Но среди лидеров места перетасовываются после каждых очередных стартов: у женщин, например, за последнее время победительницами все чаще становятся саночницы Польши во главе с Барбарой Льехой, у мужчин со спортсменами ГДР успешно соперничают итальянцы и гонщики ФРГ).

А теперь, после того как мы побывали на одной из вершин современного санного спорта, обратимся к его истокам — к его не очень длинной истории.