Эти проворные потомки
Справочник по истории Олимпийских игр, изданный во Франции, сообщает: «Хоть сани и самый молодой член «Олимпийской семьи», тем не менее этот спорт очень древний. Весьма вероятно, что еще в эпоху, когда Олимпийские игры устраивала Древняя Греция, жители Альп уже употребляли сани как средство транспорта. Этот механизм был предком современных саней, ставших спортом...»
Итак, спортивные сани родились в горах. А точнее, в самых, наверное, спортивных горах на свете — Альпах. Так что не стоит особенно удивляться тому, что сани как вид спорта у нас стали развиваться совсем недавно. Сани — аттракцион, да. В спорте фантазия в России была больше направлена на равнинное раздолье. Горные лыжи тоже пришли к нам сравнительно недавно, и тоже с альпийских склонов. Однако смотрите, как прижились у нас эти нарядные собратья древних равнинных деревяшек! Как быстро они стали завладевать всяким мало-мальски подходящим местом! Не так ли может случиться и со спортивными санями?
Итак, в Альпах. Их обитатели с древних времен использовали санки для спуска грузов в долину и для забавы, для катанья. А впоследствии возникло и еще одно немаловажное обстоятельство: в те времена, когда медицина не подозревала об антибиотиках и многие болезни лечили, не мудрствуя, свежим воздухом, Альпы покрылись сетью комфортабельных зимних курортов. Народ на курортах должен развлекаться. Почему бы не развлечься простонародной забавой! «Здоровое зимнее удовольствие»,— говорили о санях немцы.
Первые известные нам официальные соревнования были организованы между горными курортами Давосом и Клостером в швейцарских Альпах, и участвовали в них гонщики — только мужчины! — из восьми стран. Состоялись соревнования 12 марта 1883 года. Наверное, и зрителям, и участникам гонки показались увлекательными. Фантазия любителей зимнего спорта начала работать в направлении конструирования снарядов на скользящих полозьях для скоростных спусков по заснеженным склонам.
Появился скелетон — сани, на которых спускались лежа головой вперед (как опять же не вспомнить наших лихих мальчишек с их ледянками, фанерками и салазками!), появился бобслей — тяжелое, снабженное рулевым управлением сооружение из металла, и, наконец, тобоган — прообраз нынешних спортивных саней, у которых поначалу конструкций было столько же, сколько названий. Разобраться в разнице между ними не всем удавалось сразу.
У Хемингуэя в четвертой главе романа «Прощай, оружие!» есть такой диалог:
«...Luge,— безусловно, один из видов зимнего спорта.
— А что такое Luge? — спросил я.
— Вы видете, он даже никогда не слыхал о Luge...
— Luge,— сказал первый чиновник,— это то же, что тобоган.
— Должен возразить,— покачал головой второй чиновник,—...Тобоган очень отличается от Luge. Тобоган делается в Канаде из плоских планок. Luge — это обыкновенные салазки на полозьях... Для катанья на тобогане требуется специальная дорожка».
«Luge», дается внизу страницы сноска,— небольшие швейцарские санки».
Пусть так. Французы называют спортивные сани «люж», немцы — «родель», встречается в официальных спортивных документах и слово «тобоган». Но насчет конструкции теперь никто не спорит — принцип ее один для всех, кто следует статусу Международной федерации этого вида спорта. Существуют строгие правила, которым каждый снаряд должен удовлетворять, и, соответственно, разработаны проверенные опытом рекомендации, которым следуют фирмы, выпускающие сани. Почти в каждой стране, где культивируется санный спорт, существует своя излюбленная модель саней. В ГДР это «Олимпийская молния», прославившаяся благодаря успехам немецких гонщиков на играх в Инсбруке, в Польше — «Бекрады» и так далее. Каждый гонщик считает лучшей свою отечественную марку, к которой он привык.
Что же касается диалога персонажей романа Хемингуэя, то происходил он в конце первой мировой войны, то есть как раз в те времена, когда санками стали увлекаться в Европе.
Перед самой войной немецкая газета «Зимний спорт» начала регулярно печатать сообщения о событиях на санных трассах. В этой газете, например, был напечатан отчет о первых европейских соревнованиях саночников, которые проводились близ чешского города Либерец, где уже восемьдесят три участника боролись за звание победителя.
Может быть, сани были бы сейчас так же распространены, как горные лыжи, не помешай мировая война, разразившаяся над Европой. Только в 1928 году делегаты саночников из Англии, Франции, Швейцарии и прибывшие из-за океана американцы и канадцы сумели собраться на свой Международный конгресс в Париже. Они основали федерацию, в которую вошли и сани и бобслей.
Саням в этом содружестве в течение многих лет пришлось быть на положении «золушки». Бобслей поддерживали предприниматели — он приносил доход от производства дорогостоящих «бобов», от организации эффектных и опасных состязаний.
Легко предположить, что само название последнего произошло от сходства с бобовым стручком, в котором сидят в затылок друг другу горошины. Но это не так. «Боб» — по-английски означает одновременно два понятия: «толчок» и «наклон вперед-назад». А «слей», «слейд» — сани. Получается в буквальном переводе нечто вроде «раскачивающихся саней». Так оно и есть — начальное усилие бобслеистов состоит в том, чтобы разогнать свой снаряд, и они то делают резкий дружный наклон — толчок вперед, то плавно возвращаются в исходное положение. Как на качелях — вперед-назад, вперед-назад. Энергия гонщиков помогает наращивать скорость.
Хоть и уживались сани с бобслеем более трех десятков лет в одной федерации, общего между ними только и всего, что оба снаряда летят сверху вниз, по ледяному желобу, стараясь набрать скорость повыше.
Бобслеисты смотрят на саночников, пожалуй, с некоторым снисхождением: их спорт, конечно, мужественнее (женщин к бобслейным трассам допускают только в качестве зрительниц). Сравнивая бобслей с санями, приходится к каждой характеристике добавлять превосходную степень. «Боб» тяжелее — даже пустой он весит больше ста килограммов. «Боб» способен к более высоким скоростям. Но зато он во много раз дороже (на Олимпийских играх появлялись «бобы» стоимостью до 20 тысяч долларов!). Кроме того, этот вид спорта, безусловно, опаснее. В силу этих обстоятельств бобслей труднодоступнее, чем демократичные по самому своему происхождению сани.
Металлический «боб», поставленный на стальные коньки, снабжен рулевым управлением, которого нет у саней, и, понятно, что принципы владения им совершенно иные, чем у легких безрульных санок. В большой «боб» вмещается команда из четырех гонщиков. Перед стартом они, подталкивая, разгоняют эту махину, по команде «вперед-назад» с разбегу бросаются в нее, и можно себе представить, с каким жутким грохотом летит «боб» по широкому, с высокими бортами (гораздо шире и выше, чем у санной трассы) ледяному желобу.
Несмотря на эффектность бобслейных гонок и на их сравнительно давние олимпийские традиции — еще в 1924 году на Первых зимних Олимпийских играх в Шамони бобслей занял место в программе,— популярность у этого вида спорта гораздо меньше, чем у санок. Это понятно: одно дело глядеть на гонки, другое — решиться самому спуститься с бешеной скоростью. К саням привлекает, помимо всего прочего, их доступность, возможность выступать в соревнованиях даже в те годы, когда в других видах спорта самого верного энтузиаста давно списывают в болельщики.
Помните, в рассказе о нашем первом знакомстве с санями в олимпийском Вилар де Лане промелькнул спортсмен с седой бородой, напоминавшей скорее рождественского Санта-Клауса, чем гонщика? Встретив его снова уже на санной трассе и разговорившись, мы выяснили, что зовут этого почтенного спортсмена Маттиас Стиннес. Он агроном из Аргентины. В молодости увлекался горными лыжами и бобслеем. Сейчас ему 57 лет. Несколько лет назад он решил пересесть в сани. И, очевидно, не без успеха. Хоть чемпионских лавров Маттиас Стиннес и не стяжал — трудно на это рассчитывать в столь преклонные годы,— но зато близко подошел к рекорду олимпийского долголетия: участников чуть постарше приходится обычно встречать только среди конников на соревнованиях по выездке. Как же не благодарить за это сани!
В 1955 году в Осло состоялся первый чемпионат мира по санному спорту, в нем приняли участие пятьдесят два гонщика из восьми стран. Соревнования проводились по полной программе: гонки мужчин, женщин и состязания только мужчин на санях-двойках. Победили норвежец и австрийцы.
Через два года между санями и бобслеем произошло размежевание: санный спорт счел себя достаточно взрослым, чтобы организовать свою Международную федерацию — ФИЛ, в которую вошли 20 стран мира. С тех пор чемпионаты мира по санному спорту проводятся регулярно, и число их участников неуклонно растет.
Листая подшивку «Советского спорта» десятилетней давности, можно найти редкий — по тому времени, разумеется — репортаж о состязаниях саночников. Он начинается с фразы: «Да, да, не удивляйтесь — саночников!..» Если журналист просит читателей не удивляться, значит, объект описания удивления достоин. Сани на спортивной стезе нас в то время не удивлять не могли. Газета рассказывает об очередном чемпионате мира, происходившем в Польше на трассе в Кринице, которая считается одной из самых быстрых в мире, и в заключение писала: «ФИЛ обратилась в МОК... Решение о включении саней в олимпийскую программу — дело ближайшего будущего, так как представители МОК, побывавшие в Кринице, дали высокую оценку соревнованиям...» И действительно, вскоре сессия МОК из уважения к хозяевам инсбрукской зимней Олимпиады — австрийцам приняла решение включить сани в программу соревнований. Так на своей родине, в Альпах, спортивные сани родились второй раз — уже в олимпийском качестве.
Боевое крещение произошло в 1964 году в Инсбруке на трассе, проложенной по склону горы Игле, длиной в 1040 метров с четырнадцатью виражами. И тут оказалось, что, несмотря на уважение к хозяевам игр, проявленное пятнадцатью странами, решившими участвовать в новом виде программы, пропускать австрийцев вперед многие не намерены... Спортсмены из ГДР сразу же напомнили о том, что в их стране горы хоть и не так высоки, но достаточно круты. Борьба была упорная — санки сразу же сумели показать себя как вид спорта и трудный, и азартный, и очень зрелищный. Первые в истории золотые олимпийские медали получили в Инсбруке в индивидуальных гонках немецкие спортсмены, парные выиграли австрийцы Иозеф Фейстмантель и Манфред Штенгель.
После инсбрукских соревнований вопрос об участии саночников в Олимпийских играх уже больше не вызывал сомнений. Журналисты писали: «Это бешеный танец на узких полозьях, это финишный спурт по твердому, как бетон, ледяному лабиринту. Это острота ощущений бобслея и драматизм хоккейного матча...» Куда уж больше! Куда уж завлекательнее!
... — Здравствуйте. Прошу прощения. Я услышал русскую речь и понял, что вы советские журналисты. Вы говорили о санях. Эта тема не может оставить меня равнодушным.
С этими любезными словами обратился к нам сосед по журналистской ложе в Ледяном дворце Гренобля. Это был пожилой, высокий человек с загорелым лицом любителя зимнего спорта. Говорил он по-русски не очень уверенно, но чисто. Мы познакомились. О, это оказалось довольно любопытное знакомство!
«Барон Лихтенштейнский», как впоследствии мы называли между собой нашего нового знакомого, с большим энтузиазмом относился к санному спорту и являлся вице-президентом его Международной федерации. Жил он в княжестве Лихтенштейн — игрушечном государстве, где жителей раз в двадцать меньше, чем, скажем в Пензе, и которое очень гордится своей независимостью от соседей — Австрии и Швейцарии.
В честь знакомства Эдуард Фальцфайн, так звали лихтенштейнского барона, подарил нам филателистическую редкость — марки, выпущенные княжеством в честь Олимпиады.
— Вам незнакома моя фамилия? — удивился он.— Вы русские и не знаете Фальцфайна?
Фальцфайн... В самом деле, в этом имени было что-то знакомое. Но что?
— Лихтенштейн, вилла «Аскания», меня все знают,— продолжал наш собеседник.
Аскания? Аскания-Нова, любимая детская книжка «Остров в степи» — вот откуда это имя!
Прошло уже более полувека с тех пор, как крупный землевладелец Фальцфайн бежал с Украины от большевиков, бросив свое украинское поместье «Аскания-Нова», увезя с собой маленького сына. Воспоминания о детстве на Украине у Фальцфайна-младщего остались смутные, но русский язык он сохранил и теперь употребил его с пользой, рьяно агитируя за санный спорт.
— Прежде я увлекался бобслеем,— говорил он,— но после того, как на гонках погиб мой друг, с которым мы не раз спускались в одном снаряде, я больше не мог участвовать в соревнованиях. Я стал заниматься санями. И ничуть об этом не жалею! Тут тоже нужна смелость, чтобы справиться с большой скоростью. Но насколько сани доступнее в смысле стоимости! Я человек, поверьте мне, не бедный, но цену деньгам знаю. И вообще, по убеждениям — я демократ.
Барон — демократ! Это звучало несколько забавно, но мы вернули разговор на более серьезную и интересную для нас санную стезю:
— Как Эдуард Александрович (барон просил называть его так — на русский манер) оценивает гренобльские успехи саночников?
— Прекрасно! — похвалил наш собеседник,— Число стран-участниц растет, и это хорошо. Я очень сожалею, что советские спортсмены не приняли участия в этой олимпиаде. Конечно, у дебютантов было бы мало шансов победить таких сильных соперников, как немцы и австрийцы, но я согласен с Пьером Кубертеном, что в Олимпийских играх не столь важна победа, как участие. Я от всей души надеюсь, что Советский Союз начнет развивать у себя санный спорт и в ближайшие годы будет представлен на соревнованиях. Я уверен, что русские спортсмены сумеют быстро добиться успеха и их победы принесут нашему спорту еще больше авторитета. Кстати, кроме олимпиад, есть много других соревнований, в которых принимают участие саночники: чемпионаты мира и Европы, национальные первенства, состязания юниоров, Кубок Наций и Кубок Митропы, который разыгрывают страны Средней Европы...
На прощанье лихтенштейнский барон преподнес нам еще один подарок — значок санной федерации княжества, редкость не меньшую, чем марки. На значке был изображен гонщик, скользящий по стене виража. Его силуэт напоминал о скорости, ради которой придуман этот спорт, о скорости, с которой бежит время...
...Прошел год после гренобльских встреч, и у нас в стране была создана Всесоюзная федерация санного спорта. Прошел еще один — и наши спортсмены дебютировали на состязаниях за Кубок Митропы, которые проводились в ГДР на трассе близ Обервизенталя.
Уже в тот вечер, когда мы беседовали с вице-президентом ФИЛ в перерыве между выступлениями фигуристов, дома у нас шла работа, о которой не только наш собеседник, но даже, честно говоря и мы, журналисты, почти ничего не знали.