VI
Вот и опустела бухта. Там, где еще накануне пылал костер и белели палатки, уютно светились огоньки, теперь царило запустение. Собрав все имущество, мы перебрались на «Геофизик». О бывшем лагере на песчаном берегу напоминал лишь черный круг гари от костра, хорошо видный с моря.
«Геофизик», заметно пополнившийся людьми, развернулся в бухте Краковка и быстро пошел на юго-запад. Позади него на буксире, подпрыгивая на волнах, мчался пустой вельбот — наш надежный транспорт и база спусков на дно моря.
Итак, разведка в полосе моря у бухты Краковка завершена. К вечеру, совершив многочасовой переход, бросили якорь в очередной базовой бухте Подосенова.
Мы перевозили еще с «Геофизика» ад берег снаряжение, а Яблоков, захватив с собой походный лоток геолога, уже бродил по берегу, брал грунт то в одном, то в другом месте. Как позже выяснилось, в этой бухте в прошлом году, обследуя ее на олово, он получил в одной из проб промышленную концентрацию касситерита.
Теперь мы разбили свой походный лагерь вблизи моря, S? двух-трех десятках метров от уреза воды, на вершине дюны. К ее подножию, где оборудовали своеобразный «причал», вытягивали вельбот, крепя его к вбитому в берег стояку за фалинь на ночь. Весла, акваланги, все водолазное снаряжение уносили на вершину дюны.
Разведка продолжалась. Причем с большой нагрузкой. Нередко мы выходили в море ранним утром, еще до завтрака, а возвращались с последнего створа уже в сут мерки.
В этой бухте, посоветовавшись с коллегами — геологами Внучковым и Горбатовым, Климент Владимирович наметил особенно частую сетку створов. В центральной ее части даже предложил нам выполнить спуски на двух спаренных геодезических створах. Геологи рассматривали взятые нами со дна моря пробы с особым вниманием, В иные рейсы Яблоков отправлялся с нами лично.
Как-то Волков поднялся из воды с двойной порцией проб.
— Это лично вам, Климент Владимирович, — сказал он с улыбкой. — С оловом!
Яблоков улыбнулся в ответ. Конечно, это была шутка, но, как говорится, не без доли правды. Дело в том, что в бухте Подосенова для повторения проб с высокой концентрацией олова были веские основания. Известно, что олово часто соседствует с золотом, а золото тут когда-то намывали старатели драгой. Кстати, остались и следы золотодобытчиков — озерцо, довольно глубокое, недалеко от берега моря, а по соседству с ним пустовавшие строения бывшего рабочего поселка.
Кроме озера и построек о прииске напоминал еще и маленький поселок — несколько домов, прислонившихся в глубине берега к склону сопки. Видимо, его жители в свое время работали на прииске, построились да так и остались тут жить. Мы побывали в поселке, помылись в специально для нас натопленной по-черному бане, напились молока со льда из погреба.
Хозяева с большим интересом расспрашивали нас о нашей работе.
А когда возвращались, по дороге к берегу увидели... чудо! Слева, почти над головой, поднималось из-за сопки какое-то огромное светило молочного цвета. Солнце за облаками! Но солнце, как и положено ему в этот вечерний час, было на западе и клонилось к морю. Неизвестное же светило всходило в восточной части неба. Позже все разъяснилось — это была луна, закрытая налетевшим вдруг молочным туманом, преобразившим ее до неузнаваемости.
«Геофизик» с новыми сотнями проб, взятых в бухте Подосенова, ушел в Заповедный, и мы теперь путешествовали на вельботе.
В Центральной части бухт, как правило, дно было илистое или песчаное и брать тут пробы со дна было делом несложным, а вот по краям из-за камней, валунов, гальки каждая проба доставалась с трудом.
Вот, например, записи из журнала:
— Проба 760. Глубина 1 метр, Россыпи камней. Галька.
— Проба 761. Глубина 2 метра. Россыпи камней. Галька.
— Проба 762. Глубина 3 метра. Россыпи камней. Крупная галька.
— Проба 763. Глубина 4 метра. Россыпи камней. Крупная галька.
— Проба 764. Глубина б метров. Камни. Россыпи крупной гальки.
— Проба 765. Глубина 6 метров. На дне камни, валуны.
— Проба 766. Глубина 7 метров. Камни, крупная галька.
И так до 18 метров!
В этих случаях приходилось, отказываясь от пробоотборника, руками сгребать грунт в расщелинах и ссыпать его в мешочки для породы, чтобы предъявить геологам после выхода на поверхность.
К тому же встречались отмели. Порой вельбот уходил от берега на 1,5—2 мили, чтобы достичь нужной глубины. Ветер же переменился, все больше дул с моря, и стоило немалых усилий, преодолевая парусность шлюпки, вести ее в створе на заданную станцию.
В день мы проходили по 10—15 миль. Отличная тренировка в гребле!
Как-то, рано закончив водолазные спуски, мы направились из бухты Литовка в бухту Подосенова. Достигнув мыса, разделяющего бухты, стали огибать его, уходя мористее, как вдруг киль вельбота резко заскрежетал по камням. Было от чего вздрогнуть — каменистая мель! Ведь любая поломка шлюпки посадила бы нас прочно «на якорь» в лагере, сорвала бы водолазные спуски. Не сговариваясь, не теряя ни минуты, попрыгали в воду...
Вельбот всплыл. В это время послышался громкий всплеск, словно кто-то мощной рукой ударил по воде. Недалеко от нас шел рыбий косяк, высеребрив воду довольно широкой полосой, словно указывая нам потерянный курс... Мы поторопились увести шлюпку с опасной отмели, преодолевая встречный, сильный ветер с моря.
Этот случай запомнился еще и потому, что погода в тот день испортилась. До сих пор она благоволила к нам.
Теперь начались дожди, нудные и холодные. Изо дня в день. Где-то в море бушевали штормы, а к нам доходило их глухое эхо. Однажды к берегу прибило множество ящиков — след аварии в море, их, вероятно, смыло с судна... Они оказались кстати, так как послужили своего рода полатями в промокших насквозь палатках с отсыревшими спальными мешками.