Шипы и розы

Вот только чуть-чуть было обидно за то, что некоторые арбитры, представлявшие республики, где они живут, старались немного «подбросить» оценки повыше «своим» гимнастам. Жаль, что спартакиадные очки могут влиять на объективность судейства. Убеждена, что вот с такими фактами необъективности надо серьезно бороться. Это я говорю с позиции старшего тренера республики, судьи международной категории.

В миг победы я с благодарностью вспоминала одного человека — Игоря Акмоловича Юзкаева. Он в то время был председателем областной федерации гимнастики (сейчас он директор школы высшего спортивного мастерства в Алма-Ате). Добрый, тактичный, но в то же время решительный, Игорь Акмолович многое сделал для успешной подготовки к Спартакиаде. Он проявил себя и  организатором и психологом, умело разрешая наши горячие споры с тренером. А вообще, разумеется, немало специалистов приходили к нам с советом, поддержкой. И вот эта забота о нас, гимнастках, вдохновляла, воодушевляла на высокий результат.

...Конец года прошел в бесконечных турне по разным странам. В октябре у нас была трудная поездка в США, любопытный эпизод которой мне запомнился.

В одном из городов мы давали показательные выступления в спортивном зале колледжа. Потом нас водили по учебному заведению и показывали классы. Школьники смотрели по телевизору спортивный видеофильм о гимнастике. Нам стало интересно — остановились. Оказалось, что это фильм о советских гимнастках.

...Что бы я ни делала в ту осень и зиму, мыслями невольно возвращалась к предстоящей Олимпиаде. Даже Новый год — 1976-й — мы встречали на олимпийской волне: говорили в основном об Играх, о Команечи, о том, с чем мы придем к самым важным соревнованиям в моей жизни.

Тогда-то Байдин предложил мне разучить что-нибудь сногсшибательное — например, прыжок «цукахара» с поворотом на 360 градусов, а на вольных — двойное сальто. Почему он остановился именно на этих двух видах? Дело в том, что они удавались мне лучше других, у меня были «прыгучие» ноги.

Нас мучили сомнения: а надо ли при такой сложной и отработанной программе учить что-то совсем новое? Байдин по характеру человек беспокойный, ему хотелось удивлять мир. И мне, честно говоря, тоже было бы неинтересно повторять целый год одно и то же. Конечно, в душе я побаивалась этой «цукахары» с винтом, но кто-то внутри шептал: «Чего ты испугалась? Надо идти вперед! Только так ты сможешь победить на Олимпиаде!»

Байдин еще и потому настаивал на новом прыжке, что ему обещал оказать помощь Лев Антонов, доцент Московского института физкультуры, кандидат педагогических наук, который в сборной страны, напомню, давно пользовался репутацией специалиста по опорным прыжкам. С Антоновым Байдин познакомился в 1974 году на одном из гимнастических турниров, они жили вместе в одном номере гостиницы. И, видно, понравились друг другу, найдя общий язык и во взглядах на развитие гимнастики.

Мы ждали прилета в Чимкент Антонова, а прыжок начали пока разучивать без него. Сколько же сил на это ушло!

Целый месяц я билась словно рыба об лед. И когда наконец на очередной тренировке на тридцать второй попытке что-то удалось, Байдин от радости даже в ладоши захлопал. Мы оба поверили в будущий успех.

Чего только не придумывал Байдин! Снимал каждый мой прыжок на кинопленку, составлял какие-то сложные графики по фазам полета и приземления. Но когда приехал Антонов, у нас дело пошло быстрее — специалист придумал несколько так называемых «подводящих» прыжков, которые помогли тоньше прочувствовать технику исполнения «винта».

Жаль, я подвернула ногу, из-за чего мне пришлось довольно длительное время приземляться в поролоновую яму.