Шипы и розы

А в апреле мы отправились на двухнедельный сбор в Сухуми. Как же я соскучилась по своим подружкам из сборной! Мы обнимались и говорили, говорили без устали, обмениваясь новостями. И даже не заикались о гимнастике, о том, кто и как готовится к Олимпиаде. Меня это поразило: все-таки мы же были спортсменами, и каждая в душе мечтала о победе.

Впрочем, мое удивление быстро рассеялось, когда кто-то из девочек непринужденно спросил, как идет у меня «цукахара» с винтом. Вроде бы мы пока держали это в секрете, но, значит, правильно говорят, что земля слухами полнится. Байдин не выдержал и стал показывать самодельные кинограммы. Все, даже находчивая и изобретательная Корбут, качали головой: «Неужели такой сложный прыжок можно выучить?»

Начались тренировки, и не стало никаких секретов — полное доверие друг другу! И было очень приятно, что мне помогали советом тренеры моих подруг и сами девочки.

Чемпионат страны-76 в Тбилиси все смешал на гимнастическом помосте. Лидеры команды, звезды, авторитеты, на которых равнялись несколько лет подряд, были бы не на первых ролях, если бы... выступали. И вот почему.

Управление гимнастики Спорткомитета СССР, сильно обеспокоенное необыкновенным прогрессом Нади Команечи, разработало новые, очень жесткие правила, поощряющие исполнение самых невероятных, самых фантастических элементов. Зрители были ошеломлены — впервые в жизни любители гимнастики увидели такие оценки, как 10,1 балла, 10,2 и даже 10,4, не говоря уже о «десятках» и оценках 9,9.

«Взрыв», который зрел где-то в недрах нашей гимнастики, наконец-то произошел. Тренеры, тоже потрясенные сложностью упражнений румынки, буквально за год-два разучили со своими ученицами немыслимые ранее упражнения. Это была настоящая революция в отечественной гимнастике! Двойные сальто, какие-то уму непостижимые трюки на всех снарядах...

Первое впечатление — пропала гимнастика! Хотелось кричать и плакать, призывать к разуму наших руководителей — такая сложность приведет к ужасным травмам. А падений на помосте было столько, сколько не было, наверное, за все двадцать предыдущих чемпионатов. Поэтому и создалось впечатление хаоса, снежной лавины.

Признаться, я тоже была ошеломлена всем происходящим. Мои комбинации, за которые я прежде получала высокие баллы, вдруг «обесценились», и мне почти ничего не прибавляли за мои изюминки.

Впрочем, я выступала не с лучшими своими комбинациями — давала себя знать полученная месяц назад травма голеностопа. И, скажем, вместо двух пируэтов на вольных делала только один винт. Прыжок упростила, некоторые соскоки со снарядов — тоже: приземляться на травмированную ногу было больно.

Разумеется, мои оценки были просто плачевными, ни о каких «десятках» не могло быть и речи. Дальнейшее выступление было никому не нужным, и я, сославшись на недомогание, выбыла из турнира. Было ли это слабостью? Уверена, что не было. Это было единственным разумным решением — зачем морщиться от боли, показывать не тот класс, который можно показать. Нужно было сохранить ногу для будущих выступлений. Впереди была Олимпиада.

Но вот сейчас я вспоминаю, что в тогдашних новичках «взрослого» помоста 15-летних Маши Филатовой, Лены Давыдовой, Наташи Шапошниковой, Лены Мухиной было что-то магическое. И не только в их уникальных для того времени программах, а. в движениях, в технике исполнения. Именно эти четверо, падавшие больше других, блеснули новизной на том чемпионате и потом не затерялись, выросли в гимнасток экстра-класса. А сколько других девочек, с которыми я выступала раньше, так и остались гимнастками одного сезона? И все-таки в этой гимнастической революции был глубокий смысл, она была подготовлена всем ходом спортивной истории, поступательным движением вверх.

Как бы то ни было, а мы, гимнастки старшего поколения, всполошились, не на шутку. С такими правилами мы действительно уступим места в олимпийской команде крохам-трюкачкам.