Начало
В 1952 году я попала в сборную команду Ленинграда и должна была в ее составе ехать на первенство СССР в Свердловск. На меня уже билет взяли. Но я решила не ехать. Во-первых, из-за плохого инвентаря. Во-вторых, из-за необходимости как можно лучше подготовиться к сессии. А. Н. Баженов, конечно, был недоволен этим. «Странный,— говорил,— ты человек: другие вроде бы и не заслуживают, а рвутся на такие соревнования и едут, а ты заслуживаешь и не хочешь поехать». Но я считала, что причины у меня на это довольно серьезные и уважительные.
Сессию сдала хорошо и с новыми силами начала готовиться к следующему зимнему сезону. Был у меня тогда первый разряд по лыжам.
В 1953 году в Ленинграде проводилось первенство «Динамо», к которому я, естественно, никакого отношения не имела. Незадолго до его открытия приходит к нам в институт один человек — работник ленинградского динамовского аппарата (не могу вспоминать без улыбки курьезную деталь его спортивной биографии: он был мастером спорта по гребле и при этом совершенно не умел плавать). Приходит и просит девчат-студенток выступить на этих соревнованиях за его общество. Уговорил Нину Устюгову, Аннушку Каалесте, а они и меня уговорили пойти на это «преступление», в котором я, несмотря на всю его очевидность, кажется, не раскаиваюсь. В общем, участвовала я в этих соревнованиях и, наблюдая за участниками, обратила внимание на одного юношу. Точнее сказать, не на него самого, а на его поразительно красивый бег. Словно летел он над лыжней, не касаясь снега. Его техничный легкий бег так увлек меня, что я там всюду бегала за этим лыжником и смотрела, как он взлетает в подъемы, будто крылья его выносят... Это был Павел Колчин. Вот так я его первая и приметила. Правда, на лицо его обратила внимание позже. В этом же году меня вызвали на всесоюзный молодежный сбор в Златоуст. И он был на этом сборе. Там и состоялось наше знакомство. Я как раз лежала больной — ангина у меня была. Заходит Павлик к нам в комнату, улыбающийся, веселый. «Девчонки, — говорит,— хотите я вот сейчас стойку на руках сделаю?» И сделал...
Приболела я в Златоусте крепко. Очень тяжелое состояние было, высокая температура. Расстроилась страшно. Мне очень помогала, прямо выхаживала меня Саша Малофеева (чемпионкой СССР она тогда была), сильная и умная девчонка. Все вдохновляла меня: ты будешь крепкой, сильной, все у тебя поправится, ты все выдержишь... И действительно, Сашины слова оказались для меня и целебными, и пророческими. В конце сбора мне удалось на контрольной тренировке занять четвертое место (из пятнадцати). Была холодная погода, я закрывала рот шарфом и через него дышала. Выступала не то чтобы больной — уже выздоравливающей, но надо было еще немного пощадить себя, поэтому и бежала с закрытым ртом. Очень была довольна результатом. И Саша тоже. «Вот видишь, — говорила мне, — а ты боялась, что все у тебя пропало».
В лидерах в то время были Люба Козырева, Рита Масленникова, Валя Царева, Роза Ерошина, Соня Сушина, из молодежи — Лиля Поликарпова (Каткова), Дуся Архипова (Мекшило), Нина Гусакова, Аня Каалесте. Но, конечно, учиться хотелось у того, кто побеждает. А побеждала тогда Люба Козырева. Бег у нее был мягкий, стояла она на лыжах очень просто и бегала быстро. И, безусловно, мне хотелось научиться так же быстро бежать, непринужденно скатываться с гор и поворачивать. Именно она, Люба, была для меня спортивным идеалом. Подчеркиваю, спортивным, потому что в жизни мы были разными людьми: я, например, на ее месте не стала бы отговаривать меня от перехода в группу Баженова, какой бы неподготовленной внешне я ни казалась. Впрочем, тот совет шел, я думаю, не из глубины ее души, сознания, а был следствием временами случающегося у нас, женщин, «обострения честолюбия» (я бы так это назвала), когда тот или иной человек, как тебе кажется, посягает на какие-то завоеванные тобой вершины, а тебе, конечно, этого не хотелось бы, и от этого ты, сама того иной раз не желая, говоришь ему какие-то колкости, неприятные слова, в которых потом сама раскаиваешься... Справедливости ради скажу, что такое случается относительно редко. В основном же среди нас — членов сборной команды были искренние товарищеские отношения. Та же Люба, насколько я помню, относилась ко мне просто, по-дружески. Я, например, могла получить от нее на лекции такую записку: «Аля, сваришь сегодня манную кашу, покушаем и вместе пойдем на тренировку». Согласитесь, человек, питающий к тебе неприязнь, такой записки не напишет. И мне было приятно, что после занятий я приду домой, с удовольствием сварю для себя и для Любы манную кашу, пообедаем мы ею и как две давние подруги сядем в автобус и поедем в Кавголово на тренировку...