Надежды

Что же, я сделал вроде бы все, что мог. Отдал все силы. Уж в этом-то сомнений не было — к автобусу я еле шел. Там еще, помню, под канатной перегородкой надо было пройти. Подошел я к ней, стою, чувствую, если сейчас наклонюсь, то у меня сведет все мышцы. Так бывает от сильной усталости. Тому, с кем такого не случалось, невозможно представить себе, какое это неприятное состояние. Рядом болельщики стоят, приветствуют меня даже: молодец, мол, второе место. Видно, поняли, что со мной творится, поднимают канат, показывают: давай проходи. Кое-как прохожу я, стараюсь не показывать, что тяжело, почему-то неудобно было: как это так — 50 километров прошел, а тут несколько метров не могу. Спасибо ребятам, встретили меня, в автобус подняли. Сел я и слышу — по радио передают результаты гонки. Я по-норвежски мало что понял. Но тут шофер-норвежец весьма своеобразно перевел то, что касалось меня. Сначала два пальца показал, а потом с самым решительным видом кулак: мол, вот тебе, я вожу тебя, стараюсь, а ты 2 секунды проиграл!...

Я почему-то сначала решил, что две минуты. Подумал еще: «две минуты Хакулинену — это совсем неплохо». Хакулинен настолько великий, феноменальный спортсмен, что победить его, значит сравняться с эталоном всего самого наивысшего в лыжном спорте, пройти своеобразное посвящение в мастера лыжного спорта.

Потом начинаю соображать: не 2 минуты, 2 секунды! Сразу такое двойственное чувство возникло... С одной стороны, всего лишь 2 секунды — считай, что ничего не проиграл. А с другой — обида; надо же, 2 секунды не хватило до победы! Мысленно проношусь по лыжне, вспоминаю злополучный подъем. Вот там потерял, еще в одном месте не смог собраться. Невезение? Нет. В этом я был твердо убежден. Просто недоработал, вот здесь недоработал, там. Поэтому не было обиды на судьбу, знал, что все зависело от меня. Такое отношение к проигрышам было у меня своеобразной защитой от разочарований и стимулом к дальнейшим тренировкам.

Правда, потом уже в тренерской работе мое отношение к успехам и неудачам несколько изменилось. Расширился, так сказать, диапазон переживаний. Это тоже может показаться странным. Ведь, в сущности, победы ученика (равно, как и поражения) вторичны по отношению к учителю-тренеру. Да, ты его воспитывал, ты ему многое дал, ты вел его к вершине — все это так. Но ведь на вершине, то бишь на пьедестале, он стоит один. Ты же в сторонке, в тени. Так, видимо, и должно быть (я сейчас не об этом). Разве не естественно было бы в такие моменты позавидовать ученику белой завистью, вспомнить, что и тебе приходилось бывать на том же пьедестале.

У меня такого не было. Скажу прямо: успехи учеников гораздо больше согревают мне душу, чем раньше мои собственные спортивные победы. И даже не в успехах дело. Бывает, например, ушел от тебя ученик — и как отрезал. Это, к сожалению, не редкость, когда тренеров забывают. Вдруг узнаёшь, что он где-то вспомнил о тебе, вспомнил добром. И ты уже удовлетворен, ты уже почти счастлив...

С другой стороны, с моей тренерской работой связаны и самые трудные периоды жизни, самые глубокие переживания. Сказать о них просто — перечислить причины — мне опять-таки нелегко. Потому что они далеко не всегда сопряжены по времени с какими-то творческими просчетами или поражениями учеников. Тяжесть, бывает, накапливается в душе годами, по капелькам, а реакция выходит наружу в самую, казалось бы, неподходящую минуту...

Был у меня такой момент, когда Слава Веденин стал чемпионом мира, в семидесятом году. Слабость какая-то у меня была от всей этой работы напряженной, от всей борьбы за подготовку того же Славы. Ведь не все гладко шло. Конечно, в работе тренера и не может быть все гладко. Я уже говорил, что общепринятая, опробованная методика гарантирует определенный и достаточно высокий уровень подготовки спортсмена. Превзойти же его можно лишь в том случае, если ты постоянно ищешь что-то новое. Иногда это новое представляется очевидным, иногда спорным настолько, что возникают неприятные для тебя закулисные разговоры. Это хуже всего, когда тебе в лицо не говорят о своем отношении к твоей работе, а за спиной ты слышишь ехидные смешки. И именно тогда, когда ты готов выслушивать любые сомнения ради того, чтобы лишний раз не ошибиться в поисках истины.