Испытания... Борьба продолжается
А вообще-то я так и не знаю, повлияла ли на меня как-то та тренировка или нет. Потому что последующие события, на мой взгляд, не поддаются анализу.
После контрольной тренировки у меня было отличное самочувствие. С ним же я вошел в столовую, с ним встал из-за стола. А через два часа я почувствовал, что меня «ломает» — иначе но скажешь, потому что ничего похожего у меня до сих пор не было. Я к врачу: «Нина Григорьевна, наверное, я чем-то заболел». Она посмотрела меня: «Все нормально». Пожал я плечами. Думаю: «Что ж, видно, у меня просто такая необычная реакция возникла на прошедшую тренировку». Взял аккордеон, пытаюсь что-то наигрывать, чувствую — не могу. Уже и все наши обратили внимание, что я не в себе. Заволновались: как никак я в команде первым-вторым номером, на носу соревнования, а тут непонятно, что со мной творится. Николай Николаевич Романов пришел. «Что с тобой?» — говорит. Я что-то невнятное отвечаю.
Мне сразу таблетки какие-то Нина Григорьевна дала (у меня к этому времени температура поднялась). Положили меня в изолятор, начали лечить. А ничего не получается: температура все повышается и повышается. И боли в мышцах усиливаются. Вскоре я уже не мог стоять, только лежал. Потом мышцы «отключились», я даже повернуться в кровати не мог. Вот какое состояние. Тут американцы вызвались помочь лечить меня, после чего меня перевели к ним в изолятор. Они стали давать мне какие-то таблетки, после которых температура начала спадать, а боль в мышцах уменьшаться. У них я пролежал три или четыре дня. Затем еще дней пять в нашем изоляторе. А в это время Олимпийские игры уже шли полным ходом. Шли без меня. Приходила Аля (ей разрешали навещать меня в любое время), рассказывала, как проходят соревнования. Я видел, она переживает за меня (наверное, это тоже отразилось на ее выступлении).
Американцы сказали, что у меня была горная болезнь. Я охотно поверил бы им, если бы не знал, что такое горная болезнь и каковы ее симптомы. Не может она длиться столько времени. Но если не она, то что это было? Я перебирал наиболее реальные причины моего состояния. Сильные боли в мышцах бывают у спортсмена в начале сезона, когда он помногу занимается упражнениями, не характерными для его основной специализации. Скажем, гребец начал много бегать, и у него сразу же сильно заболят ноги. Или лыжник начал гимнастикой заниматься, на снаряды полез — конечно, у него все заболит. Спортсменам такое явление очень хорошо известно, но в данном случае этот вариант полностью отпадал, потому что, во-первых, функционально и мышечно я был отлично подготовлен, а во-вторых, ничем кроме лыж я в Скво-Вэлли не занимался. Значит, причина другая. Какая? Ответ, я думаю, лежит на поверхности. Многие, когда речь заходит об этом эпизоде, так прямо и говорят мне: «Да что тут гадать. Это же совершенно ясно — тебя отравили!» Что и говорить — дело само по себе очень вероятное, и отвергнуть такой вариант я не могу. Но и согласиться не могу. Не могу — и все. Криминалисты, приступая к расследованию преступления, прежде всего задают себе вопрос: кому это выгодно? Вот и я задавал себе этот вопрос. Анализировал свои личные взаимоотношения и взаимоотношения наших спортсменов, тренеров с главными соперниками — финнами, норвежцами и шведами. Нет! Никогда не встречал среди них недоброжелателей. Всегда у нас были самые дружеские отношения. Не могли они пойти на такое. Хозяева? Нет, и с ними мы были дружны. Они нас очень хорошо принимали. С самыми добрыми чувствами я всегда вспоминаю нашего шефа, если так можно сказать, преподавателя Высшей народной школы Шелтона Вони, с которым мы подружились еще на предолимпийской неделе. Он очень заботливо относился к нам, следил, чтобы все у нас было, как говорят американцы, о'кей. Человек, влюбленный в спорт, проникнутый симпатией к нашей стране. Ездили мы к нему в гости. Показывал он нам школу, в которой работает. Вместе с директором водил нас по всем классам.