Будни спорта

И только для убежденных противников «перекалял перо».

Кубертен ратовал за спортивные игры потому, что они, по его глубокому убеждению, порождают у участников дух здорового соревнования, вырабатывают привычку к добровольно воспринимаемой дисциплине. Пьер не уставал повторять своим оппонентам:
— Никто не отрицает, что игры закаляют мускулы. Но они еще больше закаляют характер игроков, и этот второй результат значительно ценнее первого. Спортивные игры — это школа коллективного воспитания самодисциплины, самосознания, разделяемой всеми поровну ответственности за достижение общей цели.

Хорошо обобщил эти мысли Кубертена член французской Академии наук Эрнст Сейльер в книге «Пьер де Кубертен, сделавший французов энергичными», вышедшей в Париже. В главе «Реформирующая педагогика» Сейльер написал: «Характерна прежде всего та роль, которую несут в играх моральные качества. Затем та особенность, что в играх можно совершенствоваться без конца, а поэтому интерес, который вызывают они, может возрастать непрерывно.

Кубертен отмечал, что этот последний критерий самый надежный, когда речь идет об оценке воспитательного значения спорта.

Обратимся к психологическому анализу ныне распространенных игр. Чтобы играть в просто развлекательные игры, не нужно ни большой энергии, ни даже внутренней собранности мускулов. Чтобы отличиться в воспитательных играх, нужно выработать в себе быстроту реакции, дух решительности и настойчивости, силу воли — все то, что делает эти игры общепризнанной школой морального самоусовершенствования и социального опыта».

Кубертен рассматривал спортивные игры прежде всего с точки зрения возможности их использования педагогикой в благородных целях формирования личности молодого человека.
—     Воспитание сотрудничества — вот в чем неоценимая польза игр, основа которых — команда, то есть коллектив,— говорил Кубертен,— Спортивные игры воспитывают гибкое сочетание индивидуальных устремлений с общими интересами. А ведь это качество не появляется само по себе. Его нужно воспитывать в человеке. И чем раньше подросток начинает вырабатывать подобные качества, тем больше шансов, что они отразятся положительно на его личности, тем больше у него шансов быть готовым к коллективному труду.

Так Пьер защищал спортивные игры от нападок недоброжелателей, от поборников «чистой гимнастики без мяча», «гармонии массовых упражнений без излишних эмоций».

Спортивные игры критиковали прежде всего те представители имущих классов, которые пуще огня боялись, что их дети, играя в одной команде с молодежью других, низких сословий, попадут под «дурное влияние», «заразятся опасным нигилизмом», «почувствуют вкус равенства». Буржуазия стремилась к обособлению. Она создавала свои, замкнутые клубы, где в основном культивировались теннис, гольф, крокет, а также поло на лошадях. Эти игры требовали дорогого инвентаря, специальной элегантной формы и, конечно, не были доступны простому народу. Кубертен же ратовал за массовость спортивных игр, чем и вызывал злобу пыжившихся буржуа.

На одном из заседаний Союза французских спортивных обществ обсуждался вопрос о спортивных играх.

С изложением своей точки зрения выступил Кубертен:
—     Явными последствиями начатого нами движения являются последствия социальные. В интеллектуальной жизни молодежи произошел сдвиг. Стремление выступать в одной команде оказалось выше сословных разграничений. Иерархическая лестница не дает возможности молодому человеку проявить свое «я». Спорт, и прежде всего коллективные, командные, спортивные игры, открывает здесь неограниченные возможности. Противники спортивных игр нападают на них за то, что видят в распространении команд ячейки, в которых юноша со школьной скамьи готовится к сотрудничеству — этому рычагу социального прогресса.

Эти слова Пьера, как и следовало ожидать, вызвали бурю «благородного» негодования в семьях заводчиков, банкиров, крупных рантье.
—     Опять «социальный прогресс»,— возмущались они.— Опять «коллектив». Опять «сотрудничество». Даже в таком простом деле, как игры, этот новоявленный якобинец ищет возможности для расшатывания основ общества. Не слишком ли? Не много ли веры в его идеи?

Как-то профессор Мишель Бреаль встретил Кубертена, когда тот выходил из сорбоннской библиотеки. Не спеша прошли по хрустящей, посыпанной желтым песком дорожке. Перебросились малозначащими фразами.
—     Не посидеть ли нам, Пьер, пару  минут? — спросил профессор.— Есть одно соображение.

Выбрали уединенную аллейку. Две минуты превратились в два часа.

Разговор шел о все тех же буднях спорта, проблемах, которые возрожденные олимпийские игры не только но сняли, но, наоборот, обострили.