На мартовском льду
Пришел двадцать первый год. В казарме нашего Первого Морского отряда каждый мог прочитать большой плакат со словами, сказанными Владимиром Ильичем в декабре 1920 года на VIII Всероссийском съезде Советов: «...кто забудет о постоянно грозящей нам опасности, которая не прекратится, пока существует мировой империализм,— кто забудет об этом, тот забудет о нашей трудовой республике». Но нам казалось, что здесь, на Балтике во всяком случае, мир наступил. Военное положение на флоте отменили... Теперь главная задача страны, Петрограда — залечивать раны трудных лет гражданской войны и интервенции, восстанавливать народное хозяйство.
В первых числах марта 1921 года газеты сообщили, что Совет Труда и Обороны постановил в срочном порядке выделить до десяти миллионов рублей золотом «для улучшения снабжения нуждающихся рабочих продовольствием и предметами первой необходимости» и закупить соответствующие товары за границей. Сообщалось и о других мерах, направленных на улучшение положения рабочих и служащих в Петрограде.
Но уже 2 марта комиссар нашего отряда рассказал; что в Кронштадте действует враг: на митинге на Якорной площади не дали кончить речь Михаилу Ивановичу Калинину, председателю ВЦИК. А еще через несколько дней, 6 марта, мы уже читали в газетах сообщение о том, что Кронштадт и флот в его гаванях находятся в руках врагов Советской власти — мятежников. Они организовали свой «ревком» во главе с эсером матросом Петриченко и «штаб обороны». Фактически власть перешла к генералу Козловскому, начальнику этого «штаба». Коммунисты, все преданные Советской власти и не пошедшие за мятежниками, подвергались аресту.
Кронштадт, опора революции, щит Петрограда с моря, восстал против Советской власти! Нам это было дико и непонятно... Уже после подавления мятежа на комсомольских собраниях старшие товарищи-коммунисты разъясняли, что за годы гражданской войны десятки тысяч революционных балтийцев ушли на фронт, а на смену им пришло пополнение из крестьян, мелкобуржуазных городских слоев, не участвовавших в революции. Но это было после, а сейчас, в первых числах марта, наш Морской отряд опять перешел на военное положение.
Летом 1920 года я не раз бывал в Кронштадте и знал, что там находилось основное ядро Балтийского флота. В гаванях стояли линкоры-дредноуты «Петропавловск» и «Севастополь», линкор «Андрей Первозванный». Подступы к Кронштадту охраняли вооруженные артиллерией различных калибров островные форты, форт «Риф» на самом Котлине. Мы не представляли себе, как можно взять штурмом крепость. Правда, форты Красная Горка и Серая Лошадь (теперь они назывались Краснофлотский и Передовой) остались верны Советской власти и уже 6 марта открыли огонь по мятежникам: по форту «Риф», островным фортам, по гаваням, где стояли линкоры. И все же подавить мятеж можно было только прорвавшись по льду к Котлину. Весеннее же солнце грело вовсю...
Первую попытку штурма мятежного Кронштадта части Красной Армии и Балтийского флота предприняли 8 марта. Но наступавшие с северного и южного берега Невской губы войска отошли на исходные позиции, встретив сильный артиллерийский огонь фортов и кораблей. Подготовку нового штурма начали немедленно — лед уже становился непрочным...
Со 2 марта Первый Морской отряд нес сторожевую службу по охране подходов к Петрограду со стороны залива. Я становился на лыжи и днем и ночью проверял несение службы моими подчиненными. Хотелось, конечно, принять непосредственное участие в боях с контрреволюционерами. И вот в час ночи 13 марта посыльный принес приказ из штаба флота: срочно подготовить отряд из лучших комсомольцев-лыжников. Отряду предстояло вести разведку на льду в районе Сестрорецка. Командиром отряда назначался я.