Большой кубок Татр

Со склонами Чехословацких Татр мы познакомились весной 1955 года. Наша команда проводила совместные тренировки с чешскими горнолыжниками, готовясь к большим международным соревнованиям. Это было в канун олимпийского года. И встреча с чехами была как бы проверкой нашей олимпийской «боеспособности». Тогда не все мы понимали, что эти соревнования не могли стать объективным критерием подготовленности советских горнолыжников. Хотя на них были представлены многие европейские страны, не было фаворитов альпийских трасс — французов и австрийцев. Те же, кто приехал сюда, были далеко не в лучшей спортивной форме после трудного, долгого сезона. Европейские лыжники входят в спортивную форму намного раньше. В январе — феврале у них главные старты сезона, и к ним они стремятся прийти во всеоружии. Мы же в течение многих лет каждую зиму готовимся к своим главным стартам — первенству страны, которое разыгрывается в марте. К этому времени мы и входим в свою спортивную форму, позволяющую нам показывать высокие скорости.

Мы очень тщательно тренировались перед поездкой в Чехословакию, так как для нас это было редким событием. А для представителей других команд, прошедших горнило десятков международных встреч, эти старты были чем-то вроде развлечения, активного отдыха в конце сезона.

Мы жили в Высоких Татрах, в курортном городке Татранска Ломница. Он стоит почти на самой границе с Польшей. Рядом с огромным старинным отелем «Гранд Прага» была станция фуникулера. И мы, едва успев распаковать чемоданы, поднялись на гору. Перед нами раскрылась панорама бесконечной цепи горных вершин, хребтов, разбегающихся вправо, влево, исчезающих в синей дымке где-то за горизонтом. Горы росли прямо из огромной снежной равнины. Она расстилалась перёд нами, как громадное белое озеро.

Прежде чем закончить шестикилометровый подъем к вершине горы Ломницкий пик, мы сделали две пересадки. Двухэтажный каменный дом, в котором уместились и конечная станция фуникулера, и гостиница, и ресторан, словно сидит верхом на этом пике, узком и тонком, как игла. Наружные стены дома уходят далеко вниз. И где-то там, внизу, упираются в заснеженные скалы.

Вокруг станции — что-то вроде веранды, но с леерами, как на палубе корабля. На юге — равнина, как огромное море. На севере — бесконечное переплетение хребтов, снега, скал и льда. Там — уже Польша. Чешские лыжники говорят, что, когда здесь, на склонах, много снега, из гостиницы в долину можно спуститься прямо на лыжах.

Я перегибаюсь через перила. Всматриваюсь. И никак не могу найти путь, по которому они спускаются.

Все-таки высота не слишком приятная штука, я никак не могу к ней привыкнуть. Даже когда сидишь в кабине фуникулера, страшновато глядеть вниз — ведь под тобой сотни метров. Кабина ползет почти по отвесно висящему тросу. Полтора километра тянется эта черная нить в воздухе без опор и какой-либо поддержки. Под собственной тяжестью она провисла почти в пол-окружности. А тут еще тяжеленная кабина с тремя десятками людей.

После таких страхов подъема скоростной спуск кажется совсем безобидным, хотя иногда следы лыж остаются на... коре деревьев.

Мы сразу подружились с чешскими лыжниками. И вместе не только тренировались, но и ходили на танцы, в кино, вместе сидели в кафе. И сейчас, через одиннадцать лет, где бы ни зашел разговор о наших зарубежных впечатлениях, свою жизнь в «Гранд Праге» мы вспоминаем, как самое приятное.

Соревнования проходили не в Татранска Ломнице, а в горах Малые Фатры. Отель «Вратна Хлеб» одиноко стоит в конце маленькой, узкой, как ущелье, долины. С его первого этажа парные кресла канатной дороги поднимали нас на вершину хребта, откуда начинались трассы слалома и слалома-гиганта. Сюда кроме нас приехали спортсмены из Польши, Болгарии, ГДР и других стран. Здесь царила обычная предсоревновательная лихорадка. И вдруг за два дня до старта пошел дождь. Да, самый настоящий дождь! Он шел с утра до вечера, не переставая. Низкий туман, густой, как облака, проглотил и горы, и долину, и отель. Мы заволновались — не смоет ли дождь весь снег, можно ли будет провести соревнования?!

Дождь утих только на другой день к вечеру. Ночью на небе высыпали звезды. Температура упала. А утром — яркое солнце и гора как железобетонная.

Организаторам соревнований теперь стало легко — не надо заботиться о трассах. Плотный жесткий фирн — идеальный снег для горнолыжников. Скользит он — лучшего не пожелаешь. Держит отлично, почти не выбивается на поворотах. По такому снегу могут пройти десятки лыжников, и для всех трасса будет; как для первого спортсмена, одинаково гладкой. На такой трассе каждый имеет возможность бороться за победу, независимо от группы, в равных условиях, чего на большинстве соревнований не бывает. Ведь металлические канты, отточенные до остроты бритвы, вгрызаясь в снег под огромным давлением — в двести, триста и больше килограммов, уродуют трассу, оставляя глубокие ямы в каждом повороте. И тут уж хорошего результата не покажешь.

Тренер олимпийской команды Австрии 1956 года профессор Росснер говорил, что Зайлер под четырнадцатым номером никогда не выиграет у Зайлера, идущего под четвертым номером. Спортсмен, идущий на десять номеров сзади, уже тем самым проигрывает две секунды. На двадцать номеров — четыре секунды...

Лыжники неоднократно испытывали на себе все это. Они хорошо изучили капризный нрав различных трасс. Со стартовыми номерами везет далеко не всем. Лишь сильнейшие идут в первой группе. А показать хорошее время хочется каждому. Вот почему в тот день на склоне Малой Фатры все были веселы, оживленны. Соревнования обещали быть приятными во всех отношениях.

Трассу слалома проложили на широком ровном склоне, будто срезанном ножом. Поднимаюсь вверх. Медленно, шаг за шагом — все выше и выше. Изучаю глазами каждый метр склона, каждую фигуру трассы. Намечаю в нее вход, детально разбираю возможности прохождения. Вот здесь я прижимаюсь к внутреннему флагу. Стараюсь идти с запасом высоты. Здесь я спрямляю вираж между двумя воротами. Но к следующей «шпильке» подхожу с глиссированием, затягиваю дугу и чуть снизу замахиваюсь лыжами на верхний флаг.

Сначала намечаю ориентировочно свой путь для нескольких фигур. Потом, поднимаясь по трассе, проверяю свое решение несколько раз: когда смотрю фигуру снизу, затем когда прохожу через нее и еще раз — сверху от следующей фигуры. Анализ пути с трех этих точек должен совпасть. Если же мне кажется, что сверху надо идти чуть-чуть не так, как я наметил снизу или когда проходил через фигуру, то я спускаюсь и снова начинаю продумывать, прощупывать, искать. И так до тех пор, пока три варианта пути не сливаются в один. После этого связываю, путь с уже намеченным — в нижних фигурах.

Иногда я отказываюсь от удачного варианта прохождения фигуры в пользу худшего, но гарантирующего мне удобный подход к более сложной фигуре.

Любая трасса слалома имеет десятки вариантов прохождения. Но лишь один из них подходит для твоего почерка и стиля спуска. Лишь этот единственный вариант обеспечит тебе успех. Его нужно найти. И это нелегко. Поиски пути и запоминание трассы требуют от спортсмена большого волевого усилия и предельной концентрации внимания, предельного напряжения памяти. Ведь в процессе соревнования по слалому спортсмен запоминает около тысячи пятисот метров склона и около ста пятидесяти ворот, образующих разнообразные фигуры и их комбинации.

Когда я подхожу к следующей «змейке» и намечаю в общих чертах ее прохождение, то уже здесь связываю ее с выше и ниже стоящими фигурами. И только потом скрупулезно разрабатываю каждый поворот. Через каждые пятьдесят — восемьдесят метров, в зависимости от сложности постановки трассы и рельефа склона, останавливаюсь, закрываю глаза и вспоминаю пройденный участок трассы.

Мысленно представляю, как на скорости прохожу этот участок, стараюсь заранее предугадать те или другие неожиданности, которые могут появиться на трассе. Намечаю и различные приемы поворотов, торможений, ускорений и т. д.

Так я поднимаюсь семьсот метров до старта. На это уходит около часа. На старте снова мысленно прорабатываю всю трассу до самого финиша. Это утомительно, но необходимо. После этого начинаю разминаться. Катаюсь на лыжах, делаю с десяток гимнастических упражнений. Постепенно прихожу в боевое настроение.

Ко мне подходит Виктор Панов.
— Слушай, ты не помнишь, что стоит перед второй «змейкой» от финиша? — спрашивает он у меня.

Я помню и черчу на снегу схему трассы. Объясняю. Это у нас бывает часто. Чуть расслабился, рассеялось внимание, заговорился с товарищем, и на старте — провалы в памяти. Страшно брать старт — кажется, обязательно проскочишь мимо. Я тоже несколько раз забывал. И из-за этого проигрывал соревнования. Зато как легко соревноваться, когда помнишь трассу.

Настрой у меня самый бодрый, все обещает удачу. Частокол флагов, похожий на лес, не кажется густым. Я четко представляю себе свой путь между ними. Но... вот и моя очередь. Зовут на старт.

Чешские судьи доброжелательны и внимательны к нам, стараются подбодрить нас. Но вот стрелка секундомера подбирается к мгновению старта. В тишине голос стартера отсчитывает последние секунды. И... легкий толчок в спину, как последнее пожелание доброго пути, провожает меня на трассу. Резко отталкиваюсь палками, делаю два-три «коньковых» шага, набираю скорость, с «конька» прохожу первые двое ворот. И тут же влетаю в «змейку». Здесь, еще недалеко от старта, стоит много спортсменов. Они глядят, как идут другие, словно проверяя себя — насколько правильно они сами составили тактический рисунок борьбы. Сквозь многоголосый шум прорываются ко мне слова: «Давай!.. Руби!..» Я и так «рублю». Но все же спрямляю повороты, активнее врезаюсь кантами в снег. Идется легко. Лыжи мягко «змеятся» между флажками. Я удачно попал в ритм трассы. Вживаясь в него, отдаюсь во власть непостижимого акробатического танца — смеси ловкости, быстроты, силы. Балансирую на грани равновесия, обостренного риском упасть, не вписаться в вираж. В каждом повороте испытываю огромную перегрузку, тут же сменяющуюся мгновением невесомости. И снова на ноги давит тяжелый груз, и снова лечу над склоном в свободном полете. Мое тело вращается во всех трех плоскостях. И я все время испытываю то ускорение, то торможение. Все время теряю и снова нахожу опору. И это на скорости, в доли мгновенья, когда нет времени анализировать. И только потом уже понимаю: «Да, все правильно. Здесь только так и можно». А впереди снова сотни загадок, и ты решаешь их, решаешь, решаешь... В глаза бегут новые и новые флаги — синие, красные, желтые. И чуть приметный след от прошедших впереди тебя, помогающий тебе, как нить Гераклу в лабиринте царя Миноса. Глаза впиваются в снег, на котором ты час назад наметил себе след. А теперь «проявляешь» его, словно на фотобумаге, прочерчивая след сталью кантов. Ты весь устремлен вперед. Твои лыжи еще только входят в поворот, а твои глаза уже закончили его и целятся в следующий. То, что пройдено, память отсекает мгновенно. Но цепко держит все лежащие впереди виражи.

Я думаю только об узком входе в косые ворота, но где-то в глубине души звучит сигнал, что до финиша осталось мало. Он совсем близок. Надо поторопиться, сделать финишный рывок. И тут азарт порой губит людей. Спрямляя вираж, я близко иду к флагу и правым носком лыжи цепляю его. Пытаюсь сохранить равновесие, оставляю правую ногу сзади, разворачиваюсь вправо. Левая лыжа продолжает скользить вперед. Правая нога поворачивается. Изобразив что-то вроде поперечного шпагата, все-таки вытаскиваю носок лыжи из «ловушки». Но поздно. Меня разворачивает спиной к финишу. Лыжи у меня стоят параллельно, но носками в разные стороны, как у балерины. Потеряно все — скорость, темп, ритм, время.

Вторая попытка ничего не могла изменить. Этот слалом выиграл Виктор Тальянов. Выиграл, хотя за золотой медалью сюда приехал призер первенства мира Бенни Обермюллер из ФРГ.

Эти соревнования принесли нам неожиданный успех. Женя Сидорова выиграла все золотые медали. Серебряную медаль нашей команде принес Александр Филатов.

После гор мы три дня жили в Праге. Мне казалось, что вернулось детство и я попал в сказку. Но эта сказка быстро пролетела.

Нас провожали все чехословацкие горнолыжники.

В первые минуты после отъезда в вагоне поезда стояла прощальная тишина. За окном проплывали картины городского пейзажа... Потом пригорода... Расставаться с новыми хорошими нашими друзьями было грустно. И мы молча стояли у окон, прощаясь с Прагой. Правда, утешала надежда, что скоро мы встретимся опять. Но только теперь не на трассах Чехословакии, а у нас, на кавказском снегу. Чехословацкие горнолыжники собирались приехать к нам летом. У себя в горах они летом на лыжах не катаются. Там не бывает снега. И мы надеялись, что наша встреча на летних кавказских трассах станет традиционной, займет в календаре соревнований постоянное место. Это было бы очень здорово!

К сожалению, надежды наши не оправдались. Кто-то решил: раз мы победили этих спортсменов, значит, учиться у них нам нечему. Опыт последующих лет показал, что отказ от встреч с нашими новыми друзьями был большой ошибкой. Не пройдя, как положено, материал данного «класса», мы перескочили в следующий. И... сидим в нем вот уже много лет, не в состоянии самостоятельно восполнить пробел в знаниях, стали какими-то вечными «второгодниками».

Правда, летом. 1966 года эта ошибка десятилетней давности была исправлена. На Кавказе в Приэльбрусье, на склонах Чегета в июле собрались национальные команды горнолыжников шести стран на первые международные летние соревнования.

Здесь наши спортсмены сражались с лучшими слаломистами Польши и Румынии, Германии и Чехословакии, Венгрии и Югославии.

В слаломе-гиганте победу одержал чемпион ЧССР Ян Чермак, в слаломе — С. Иванов.

Летние соревнования — прекрасная школа для горнолыжников, и особенно молодых, которые в это время находятся на каникулах и могут уделить тренировкам больше сил, чем зимой.

Кроме этого, летние соревнования не дают спортсменам благодушествовать и заставляют сразу же после зимы начинать готовиться к следующему сезону.

Летние снега позволяют тренерам и их ученикам без спешки экспериментировать, пробовать, искать.

Все наши горнолыжники оценили эти преимущества, и теперь летние соревнования — уже не редкость.

Так, в июле 1966 года после кавказских стартов провели свои соревнования горнолыжники Сибири и Урала на летнем снегу Хакассии. Позже здесь соревновались студенты-горнолыжники на трассах слалома-гиганта и слалома.

Закрыли соревнованиями летний горнолыжный сезон спортсмены Камчатки и Дальнего Востока. Они поднялись на снега высочайшего вулкана Авачинской сопки.

Так жизнь доказала необходимость летних тренировок и соревнований по горнолыжному спорту.

В том олимпийском году я много тренировался и летом. В это время уже пользовалась большим авторитетом общая физическая подготовка. Я тоже уделял ей довольно много времени.

В нашем институте подобралась дружная компания таких же фанатиков спорта, как и я. И мне часто доводилось заниматься вместе с Жорой Ивановым и Виктором Петровым, прекрасными, разносторонними спортсменами, которые, что называется, «одной ногой» обыгрывали меня и в беге и в прыжках. Я изо всех сил тянулся за ними. Но все было напрасно. Моя физическая подготовка была куда слабее, чем у них. Но вот мы вышли на снег и... О чудо! Невзирая на свои летние неудачи, я легко «свел счеты» со своими соперниками на трассе слалома.

Это был какой-то парадокс, заставивший меня призадуматься. Ведь в то время многие теоретики спорта видели причину поражения наших горнолыжников на международных трассах в их слабом физическом развитии. И вот, пожалуйста, я словно бы опроверг это утверждение. Больше того. Будучи членом сборной команды страны, я весьма плохо справлялся с контрольными нормативами по ОФП, но зато на трассе выигрывал у многих победителей летних общефизических прикидок. Что за черт! Может, я какой-нибудь особенный? Но вскоре увидел: нет, не особенный! Со многими так было. ОФЙ у них не клеится. А в специальной подготовке они преуспевают!

Казалось бы, подобные случаи должны были обратить на себя внимание тренеров. Но, к сожалению, почему-то не обратили... И ОФП превратилась в нечто вроде демьяновой ухи. Вместо того чтобы приносить пользу, только вредила спорту, уводила его в сторону от наболевшего.

Помню, было время, когда ОФП задавила все. Футболисты, конькобежцы, гимнасты, горнолыжники, велосипедисты, хоккеисты были озабочены только одним — как бы сдать эти контрольные нормативы. Эти нормативы превратились в самоцель: не уложился в нужное время по бегу — давай бегай; плохо прыгнул — прыгай и прыгай... Так была извращена сама идея контрольных нормативов по общей физической подготовке спортсмена.

А ведь для каждого вида спорта следовало подбирать, продумывать, проверять общеразвивающие упражнения, которые бы способствовали развитию необходимых физических качеств и не вступали бы в противоречие с главными двигательными навыками основного для данного спортсмена вида спорта. Ведь в нашем спорте надо прежде всего обладать обостренным чувством динамического равновесия, уметь ориентироваться в пространстве, надо иметь безукоризненную реакцию и координацию движений. Конечно, в меру следовало развивать выносливость, силу.

Свою общефизическую подготовку я и построил в соответствии с этими соображениями, к которым пришел довольно скоро. В поисках специальных и имитационных упражнений, которые помогали бы мне летом отрабатывать элементы техники спусков на лыжах с гор, я «набрел» на роликовые коньки. Они появились у нас в институте незадолго перед этим. Конькобежцы начали широко применять их в тренировке. Я подумал: «И у нас на горе часто бывает лед, так что разница одна — у них плоскость, на которой они тренируются, горизонтальная, а у нас наклонная. Что, если попробовать ролики на наклонной плоскости?!» Оставалось найти асфальтовую горку. В Ленинграде это сделать нелегко.

Поиски асфальтовой горки привели меня на стадион имени С. М. Кирова. Вначале мы просто катались по наклонным дорожкам и повторяли стойки в спуске. Потом стали пробовать выполнять повороты. Получилось. Взяли лыжные палки, накололи на штыри резиновые пробки и стали ходить слалом на асфальте. В дальнейшем сделали подставки для флагов. И достигли в «асфальтовом слаломе» такого совершенства, что отличить паши движения от движения слаломистов на лыжах было невозможно.

Чтобы убедиться окончательно, так это или нет, мы сняли «асфальтовый слалом» на кинопленку. Ни мы сами, ни сидящие в зале спортсмены не могли найти никакой разницы и на экране. Все единодушно согласились, что движения у лыжника на лыжах и роликах одинаковы.

Однако нас не удовлетворяла короткая горка и маленькая скорость. Мы достали мотоцикл. Пятнадцатиметровая веревка выполняла роль буксира. На бетонированном кольце стадиона, где проводились авто- и мотогонки, нам было раздолье.

Помню озабоченное лицо Вити Петрова. Вот он оборачивается, и я даю сигнал: «Готов». Мотоцикл медленно трогает. Виктор все время глядит назад: как я там?.. Ничего! Привыкаю к новым ощущениям. По договоренности он все набирает скорость до тех пор, пока я не подниму одну руку — значит, хватит. Мы мчимся по широкому кольцу. И, хотя я чувствую себя не очень-то уверенно, радуюсь скорости. Скорость — шестьдесят километров в час. Чтобы избежать травм при падении, срочно достали форму хоккейного вратаря: трусы с бамбуковыми прокладками, фибровые наколенники и налокотники, перчатки, шлем и очки. Теперь мы уже смелее выходили на кольцо.

Спортсмены не могут жить без соревнований. Это у них в крови. Кто быстрее пройдет большой круг? Не помню уж, кому из нас это пришло в голову. И вот гонки начались. Виктор садится за руль. Жора — на заднее сиденье, но спиной вперед, лицом назад. Он не спускает с меня глаз. И вот я — на кольце. Держусь за петлю веревки и принимаю довольно низкую стойку. Так удобнее, и сопротивление воздуха меньше. Пока все знакомо, изведано. Но вот скорость увеличилась настолько, что появилось какое-то новое ощущение — ролики звенят и воют, рыскают по сторонам. Удары по бетону жестче и жестче. Голень как будто стискивают сталью. И кажется, что мчишься не по гладкому кольцу, а по булыжнику. Жду только одного — когда же кончится это бесконечное кольцо. Глазами впиваюсь в узкую полоску бетона, летящего мне под ноги. Каким-то чудом объезжаю наиболее широкие трещины — самые опасные, параллельные ходу конька.

Виктор улучшает мое время. Его обыгрывает Жора. Потом снова я. Мы выжимаем из мотоцикла все — 96,4 километра в час.

Так мы готовились к зиме, к скоростному спуску. На большой площади, перед центральным входом на трибуны стадиона, мы гонялись за мотоциклом по восьмеркам. Здесь я отрабатывал всевозможную технику поворотов на параллельных лыжах. Как-то я увлекся и незаметно вышел на внешнюю сторону виража. Скорость стала мгновенно нарастать. Я ничего не мог сделать. Несся с бешеным ускорением и в конце концов был вышвырнут буксировочной веревкой, как пращой. Хорошо, что стена стадиона осталась в стороне. Передо мной был газон. Я поджал ноги и протаранил метров двадцать мелкого мягкого кустарника, оставив после себя настоящую просеку. Все хорошо, что хорошо кончается... Выпал снег, и мы стали ездить в Кавголово.

После «мотогонок» я чувствовал себя на снегу прекрасно. Обычно к зиме, как я ни старался тренироваться, голеностоп мой ослабевал. В этом году уже с осени мои ноги были железными».