Очарованная душа

Триста с лишним километров от Афин до долины Алфея превратились в необычное путешествие в прошлое. Ожили страницы учебников истории. Раздвинулись стены тихих залов Лувра.

Направляясь в Олимпию, Пьер остановился ненадолго в Афинах.

Казалось бы, обычный современный европейский город. Но Акрополь... Развалины античного театра Герода Аттика... Храмы, музеи...

С Акрополя Пьер пошел к колоннам Олимпейона. Затаив дыхание он рассматривал эту воплощенную в мраморе вдохновенную песню предков. Пьер стал спиной к, солнцу. Почти невесомыми, нереальными казались эти ребристые мраморные громады, увенчанные замысловатыми капителями. На вершинах двух стоящих рядом колон» лежали огромные мраморные бруски, невесть какой силой вознесённые на эту захватывающую дух высоту.

От этих развалин и начинался путь в прошлое. Ранним утром экипажи тронулись в дорогу. Бриз приносил обманчивую прохладу и еле уловимый запах жасмина. Дальняя дорога волновала, предвещала открытия.

Позади осталась городская застава. Кони бежали споро, и через несколько часов путникам открылась бледно-голубая гладь Коринфского залива. Вода сливалась с небом, и казалось, что море стоит выше берегов.

Миновали города, от одного названия которых сладостно сжималось сердце,— Афины, Истм, Коринф, Патрас, Пиргос...

Над дорогой висело безоблачное небо. Вдоль обочин стелились виноградники. Зеленые, тщательно возделанные квадраты полей обрамляли серебристые оливы. С места на место в поисках свежей травы медленно брели стада овец и коз.

Наконец долгий путь был окончен. Пьер приехал в Олимпию.

На другой день после отдыха на террасе неприхотливого деревенского домика в сопровождении грека Спироса Кубертен начал свою экскурсию по Олимпии.

Спирос рассказывал Пьеру о том, что в последнее время в их забытом богом месте стали появляться иноземцы.

Копателей он не брал в расчет. Это люди серьезные. А случается, приезжают просто так, для чего — непонятно. Пьют, едят, болтают. Ему-то, Спиросу, все равно. Когда он служил в армии, выучил французский. Его нанимают. На день, на Два. Неплохо платят. И все же о таких людях греки говорят: «Чемоданом приехал, чемоданом уехал»..

Выпалив эту народную мудрость, Спирос многозначительно посмотрел на Пьера.
— Смотря, что увезти в чемодане, — ответил Кубертен.

Они долго шли молча. Пьер с наслаждением вдыхал прозрачный воздух долины Алфея, чистый и терпкий, как молодое вино, которым его угостили вчера хозяева дома. Воздух был настоян на запахах увядающих листьев и трав, нагретых солнцем и не успевших остынуть за ночь камней, терракотовой земли, будто бы обожженной в специальных печах, откуда мастера достают ее, податливую, мягкую, для изготовления ваз и статуэток.

Путники вышли к первым развалинам. Мраморные глыбы поблескивали на изломах. Казалось, что каменотесы только вчера прервали работу. Вдоль сохранившейся стены языками зеленого пламени тянулись вверх пирамидальные тополя. Коричневые стволы сосен карабкались но склонам холмов.

Проводник привел Пьера к развалинам храма Зевса. Звенели цикады. Казалось, что это скрипач непрерывно водит смычком по одной струне. Мраморные плиты были забрызганы золотистыми сосновыми иглами. Из трещин между камней тянулся к свету зеленый, похожий на бархат мох. Остатки колонн цепко обвивал изумрудный плющ.

Путники поднялись на крутой берег Кладеоса. Спирос показал — там, говорят, был храм Геры. А это виден Портик эха. На том месте, гласит предание, была таинственная колоннада. Каждое произнесенное там слово повторялось до семи раз. И этот тихий Кладеос в древности назывался «Шумихой». Много о чем говорят...
— А теперь мы пойдем на место, где был стадион, — продолжал свои пояснения Спирос.

И они пошли на стадион. Спустились по старым, стертым ступеням к арене. Пьер сел на камень и закрыл глаза. Ему представились удивительные картины: шумная толпа зрителей, прекрасные, обнаженные тела атлетов, судьи в белоснежных одеяниях.

Пьер уже видел это в залах Лувра, на старинных гравюрах. Там все замерло в торжественной неподвижности. Здесь же ожило в воображении, задышало, заволновалось.

Пьер сердечно распрощался со Спиросом. Все, о чем пытался рассказать ему грек, он хорошо знал. А непрерывные оговорки проводника только подтверждали мысль о том, что даже люди, прожившие всю жизнь здесь, в Олимпии, ничего практически не знают об окружающих их святынях.

На другой день утром Пьер один пошел в Священную рощу. Из книг он знал, что когда-то здесь стояло великое множество скульптур. Статуи одна прекраснее другой, воздвигались не только в честь атлетов-победителей, но и в честь увенчанных лавровым венком ораторов, поэтов, музыкантов.

Кубертен шел по мягкой золотистой песчаной дороге. В листве деревьев пересвистывались птицы. Перламутровая ящерица скользнула по иссеченной ветрами ноздреватой серой плите и замерла, нежась в солнечном луче.